– Дай шлем… – внезапно с непонятной злобой неизвестно на кого, может быть, на себя, может быть, на ранение, может быть, на судьбу, забросившую его сюда, может быть, даже на старших лейтенантов, взявших на себя обязанности пилотов, прохрипел капитан, к которому снова вернулось сознание. – Подключи ларингофон… И пристегни меня ремнями… Жестко, без жалости… Долетим и сядем, мать вашу… Это я обещаю… Фляжка со спиртом под сиденьем. Налей!.. И за командира тоже…
16
День уже перевалил за собственный экватор, но белое солнце палило по-прежнему. Камни на солнце раскалились и жгли тело даже через гимнастерку и через штаны. А уж бронежилет вообще стал финской баней персонального ношения. Пришлось его до поры до времени снять, хотя капитан Топорков и знал, что подает этим дурной пример солдатам. Во время операции бронежилеты снимать разрешается только на долговременном отдыхе, когда выставлены посты дальнего наблюдения. Но погода приказных порядков не поддерживает. Дураком надо быть, чтобы порядки принимать всерьез в такое пекло… И если солдатам захочется бронежилеты снять, капитан этого не заметит…
Локти упираться в жесткие горячие камни тоже устали, до боли, до мозолей упираются… У капитана Топоркова бинокль не такой мощный, как у майора Солоухина, советский, не трофейный, но и он позволяет кое-что рассмотреть в подробностях. А сейчас подробности его интересовали даже больше, чем общая численность и военная организация отряда – численность невооруженным глазом определяется, а военная организация не определяется вообще. Потому и возникает интерес к подробностям. Внешне душманы сильно не походили на тех, кого он встречал раньше на этой войне, а встречал он многих и разных, и даже разной национальности, потому что Афган, как Советский Союз, многими культурами славен. Да и вооружением эти отличались. Автоматы были не у всех. Треть состава была вооружена чем попало, несколько человек даже несли с собой длинноствольные ружья, оставшиеся им, должно быть, от предков. А кое-кто вообще шел с кетменем,[19]
но нес это орудие гордо, как настоящее оружие.На языке вертелось какое-то сравнение, но никак сорваться, преобразовавшись в слова, не могло. И только когда колонна подошла ближе и рассматривать ее можно было уже без бинокля, Топорков понял, что напоминает она иллюстрацию из книги, прочитанной в детстве про какую-то крестьянскую войну в России. Что за книга, как называется, он уже не помнил. Помнил только иллюстрацию. Там крестьяне тоже шли с тем, что под руку попадет – с косами, серпами, деревянными вилами… И эти, здешние и современные, больше напоминали крестьянское ополчение, чем отряд обученных и хорошо подготовленных душманов.
Откуда такие?
Вообще, ополчение, как понимал его капитан Топорков, является не чем иным, как орудием народного гнева. Есть или нет надежда на регулярную армию, не это решающий фактор. Фактор только один – должен состояться какой-то конкретный момент, который даст толчок гневу. И пойдет воевать весь народ с присущей ему яростью, хотя и с неумением.
Что толкнуло местных жителей на создание ополчения?
Думать так не хотелось, но Топоркову показалось, что ответ очевиден. Не было в действиях ни советских войск, ни регулярной афганской правительственной армии чего-то такого за последнее время, что заставило бы подняться даже тех, кто раньше воевать не хотел. Кроме одного факта – уничтожения имама Мураки. Может быть, предвидя именно такой результат, сами проправительственные спецслужбы Афганистана и не пожелали действовать самостоятельно и опять вплели русских?
Говоря по правде, к народному ополчению кадровый военный в третьем поколении капитан Топорков относился как всякий военный человек с пренебрежением. Ополчение не представлялось ему реальной угрозой. Реальной угрозой представлялось другое. Как человек умный, Топорков легко представлял себе, что авторитет уничтоженного имама распространялся не только на отдельно взятый район проведения операции. А что, если ополчение поднялось по всей стране? И недалек, может быть, момент, когда оно перестанет быть ополчением, получит опытных командиров или из своих рядов выдвинет, вооружится и приобретет опыт боевых действий. И все предпосылки к этому налицо. Ведь за последние дни, как раз после уничтожения святого имама, значительно активизировались караванщики – гонят и гонят через границу оружие. Ниоткуда оружие не возьмется. Не вопрос одного дня концентрация больших запасов на границе. Должно быть, подготовили заранее. А если подготовили заранее оружие, следовательно, знали, что оно вскоре понадобится в большом количестве.
Стоп-стоп-стоп… А что, если смотреть на вопрос с другой стороны…