Вернемся к нашему детективу. Итак, мы с Суаресом подъехали к дому. Брайтон-Бич авеню была совершенно пустынна. Ночной ветерок с шорохом тащил по земле рекламные листовки и мятые целлофановые пакеты. В квартире никого не оказалось. Я позвонил в соседнюю дверь. Открыла заспанная Лариса.
– Папа у тебя? – спросила она еще до того, как я успел спросить ее, дома ли он.
– Он решает какую-то проблему с Изей Толмачом, – о-очень уклончиво ответил я. – Я думал, он уже вернулся.
– Нет, не вернулся.
Пока Суарес заглядывал в мои стенные шкафы, я набрал номер телефона Изи. Послушал, как на том конце включился автоответчик, и повесил трубку.
– Если он появится, позвонишь мне, я буду в участке. – Зевая, Суарес посмотрел на часы. – Черт, второй день не могу поспать по-человечески.
– Ты мне говоришь!
Суарес уехал, а я повалился прямо на диван, где должен был сейчас спать Из я. Не успел закрыть глаза, как задребезжал телефон.
– Привет, это я, – сказал Суарес. – Ты знаешь Шурика Осипова?
– Да, а что случилось?
– Приезжай, он здесь, и мне нужен переводчик.
Но я не бросился спасать Шурика. Я пошел на кухню и приготовил себе кофе.
В участке печальный Шурик сидел на казенном пластиковом стуле и смотрел на меня глазами провинившегося первоклашки.
– Ты его знаешь? – спросил Суарес.
– Еще как!
– Его арестовали в Си-Гейте за то, что он находился на территории чужой собственности.
– Питер, – сказал я, – это мой сосед. У старика – альцхаймер. Он просто не отдает себе отчета, где он находится.
– Это точно?
– Сто процентов. Отдай его мне, я его доставлю домой, и мы все ляжем спать.
– Я тебе его отдам со штрафной квитанцией на семьдесят пять долларов, но если у него альцхаймер, то пусть его родственники приложат к квитанции справку от врача, в квитанции напишут «не виновен» и пошлют в суд в течение тридцати дней.
В машине Шурик нарушил тишину первым:
– Пока ты выяснял отношения со своими друзьями, я ее почти нашел.
– Что значит почти?
– Ее уже нет в Си-Гейте.
– А где же она?
– Не знаю. Ее посадили в тот самый «Линкольн» и увезли.
– Ты что, видел ее? Вообще, ты можешь рассказать, что произошло?
– Я могу. Как я и предполагал, в этой деревне пять улиц вдоль и десять поперек. Райончик – дохлый. В таких местах «Линкольны» под каждым домом не стоят. Поэтому я нашел его почти сразу. После этого я встал у дома и стал слушать, шо там происходит. Сперва было тихо. Потом я перешел на другую сторону улицы и увидел на втором этаже мужика с телефоном. Минут через пять он вышел на улицу. Осмотрелся и говорит кому-то в доме: «Рафик, поехали!» А потом из двери вышел этот Рафик, и с ним была эта подруга.
– Дела, – сказал я. – Как ты думаешь, она еще жива?
Шурик пожал плечами.
– А я знаю?
– Ты номер машины заметил?
– Какой номер, когда я без очков.
– Я одного не понимаю – почему нельзя было все это сказать в участке?
– А какой смысл? В доме все равно никого нет. Я зашел внутрь, походил туда-сюда. Там никто постоянно не живет. Его, видно, сдают приезжим. Вот, а через пять минут меня уже взяли за жабры. Кстати, что мы решим насчет того, что они грузины?
– Какая разница, кто они?
– Разница есть всегда. Например, они – грузины, которые приехали в США, не зная английского. То, что они эмигранты – маловероятно. Грузины вроде бы не эмигрируют.
Значит, какие-то бизнесмены. Лимузин взяли либо напрокат, либо у друзей. Значит, друзья с бабками. Теперь вопрос – грузины ли? Кто вообще сказал, что они грузины?
– Изя.
– А шо, Изя знает грузинский? Или грузинский похож на идиш?
– Так что ты хочешь сказать? – устало сказал я.
– Думай. Кто у нас репортер, ты или я?
Я тупо смотрел на него. Ему не было сносу. Он курил, держа сигарету в кулаке, словно прикрывая ее от ветра, сухой, темный, всегда находящийся в одном и том же состоянии духа и тела.
– Я сейчас отрублюсь, – наконец сказал я. – Скажи, что ты нашел?
– Шо тебе говорит имя Рафик?
– Ничего. Может быть, он бухарский.
– Если они бухарские, значит, они все-таки иммигранты, а иммигранты могли бы говорить по-английски сами. Плохо, но сами. Тем более особо сложных разговоров там не было. Дальше: если бы они жили здесь, они бы побоялись вот так вот кого-то похищать. Они – залетные, которые знают, шо они здесь ненадолго. И они откуда-то с Кавказа.
– Все ясно, это – чеченцы.
– Этого мы утверждать не можем. Но мы можем предположить, что они приехали сюда делать какие-то гешефты и напоролись на местных шалопаев.
Я ничего не мог к этому добавить. Я был уже на автопилоте и хотел одного – закрыть глаза.
– Будем считать, что с этим все ясно. Теперь второй вопрос: где Изя?
– Следов насилья нет. Дверь не взломана. Домой он пойти не мог, так как боится, что там его поймают. Рупь за сто, что этот шлимазл пошел к своей Броне. Можешь ложиться спать.
Я опрокинулся на диван, прямо где сидел. Я ощутил, что под щекой у меня оказался лист бумаги, но это не помешало мне заснуть. Утром я обнаружил, что на листе было написано:
7. Утро второго дня