Она ненавидела свое полное имя. Она сунула карточку в щель замка. Ничего не произошло. Дверь открылась только с четвертой попытки.
Чарли считала, что у нее довольно мало вещей; хотя по выходным она собиралась возвращаться домой, с собой она взяла не так уж много, если учесть, что это на целый год. Но когда она наконец открыла дверь и втолкнула свою тележку внутрь, то обнаружила, что ее соседка по комнате уже сидит, скрестив ноги, на голом матрасе, и не видно, чтоб у нее было с собой хоть что‐то. Девочка была сухощавой, темнокожей, с черными как смоль волосами, заплетенными в косички-жгуты. Чарли отметила, что соседка намного выше ее, хоть та и сидела.
Слава богу, что ее имя было на двери – она дактилировала так быстро, что Чарли ни за что бы не успела понять.
Они обсуждали жестовые имена на уроке АЖЯ – дать такое имя глухому может только другой глухой. Чарли покачала головой.
Тебе помочь? – спросил отец, указывая на тележку.
Нет, спасибо, – сказала Чарли.
Он посмотрел на собственные ботинки.
В общем, думаю, я…
Да, хорошо. Спасибо, папа.
Они обнялись, и Чарли почувствовала, что его сердце бьется слишком часто.
Напиши, если тебе что‐нибудь понадобится.
Люблю тебя.
Я тоже тебя люблю, – сказала она.
На мгновение она застыла, подавляя желание пойти за ним. Она спала не дома всего несколько раз – у нее не было настолько близких друзей, чтобы часто заваливаться к ним с ночевкой. Может, надо было остаться в Джефферсоне.
Чарли кивнула.
Она закрыла дверь и огляделась. В комнате были два шкафа и по кровати с каждой стороны, один письменный стол у двери и второй у окна; все симметрично, за исключением небольшого телевизора на левой стене. Неудивительно, что Кэйла выбрала именно ту сторону. Но где все ее вещи? Может, привезут позже, подумала Чарли, хотя заметила штанину, торчащую из одного ящика, а рюкзак Кэйлы висел на спинке ее стула.
Чарли почувствовала, что начинает паниковать.
Я не понимаю, – сказала она вслух. – Ты читаешь по губам?
Кэйла вздохнула.
Она указала на тележку Чарли и нарисовала в воздухе между ними большую кучу.
Кэйла больше ничего не сказала, а Чарли не знала жестового языка, поэтому вытащила свои чемоданы из тележки и положила их на кровать.
Над головой вспыхнул свет. Чарли вздрогнула, думая, что это сработала пожарная сигнализация, но Кэйла встала и открыла дверь, за которой стояла дежурная с охапкой постельного белья. У нее было свежее жизнерадостное лицо, внешностью и манерой держаться она напоминала тех девушек, с которыми обычно работала мать Чарли, хотя мир конкурсов красоты сейчас казался Чарли таким далеким, будто их разделяло много световых лет. Кэйла бросилась к дежурной, та обняла ее в ответ свободной рукой, и между ними произошел быстрый и бурный обмен репликами, в котором Чарли не поняла ни слова. Потом дежурная вручила Кэйле комплект белья с выцветшим синим штампом “Ривер-Вэлли”.
Дежурная посмотрела на Чарли и что‐то сказала. Чарли улыбнулась и помахала рукой, что, видимо, показалось ей удовлетворительным ответом, потому что она повернулась, чтобы уйти.
Дежурная кивнула и, оторвав кусок малярного скотча от рулона, который носила на запястье наподобие браслета, протянула его Кэйле.
Она подняла вверх большие пальцы и ушла. Чарли увидела, как Кэйла достала что‐то из кармана и осторожно развернула: это были две фотографии женщины в ярко-желтой баскетбольной майке, вырезанные из журнала. Кэйла разорвала скотч на восемь частей и приклеила фотографии к стене. Она начала застилать постель, потом остановилась.
Кэйла пожала плечами, и Чарли тоже начала стелить постель. Она еще развешивала одежду в своем шкафу, когда Кэйла щелкнула выключателем, чтобы привлечь ее внимание.
Точно, ужин! Чарли еще не была голодна, но знала, что есть в столовой можно только в определенное время, а еще она понятия не имела, где эта столовая находится, поэтому вытащила из‐под груды одежды свою карточку и пошла за соседкой по коридору во двор.