Кромешник

Действительно, камера была на диво пуста: из восьми шконок шесть было свободных. И вообще, впервые Гек видел на крытке шконки вместо нар: видимо, что-то все-таки менялось в сонном тюремном королевстве.

Гек подошёл к свободной койке, раскатал тощий матрац, в тумбочку положил мыло, щётку и зубной порошок, а мешок сунул под кровать. Двое дедов, казалось, утратили к нему всякий интерес: Суббота, сидя на корточках у стены, задремал, а Варлак снял ветхую, чёрную когда-то рубашку и вроде как собирался её штопать толстой цыганской иглой, оставшись в дряхлой жилетке на голое тело. Геку захотелось по-маленькому в туалет, и он пошёл к параше. И параша-то была королевская – не вонючая бадья с ржавой прикованной крышкой, а настоящий унитаз, огороженный с трех сторон кафельной стенкой. Вдруг Гек заметил, что стандартная стенная ниша, выполняющая роль продуктового шкафчика в камерах, занавеской не закрыта. Гек ругнулся про себя на собственную невнимательность и вернулся, чтобы её задёрнуть, хотя, как он заметил, полка была абсолютно пуста. На малолетке очень большое значение придаётся обычаям и ритуалам зоны, и горе тому, кто ошибается и нарушает их. Гек много раз слышал, что на взросляках порядки не такие строгие, но, признаться, не верил в это: мужики там взрослые, большие, значит, и нравы крутые – поди оступись!

В свою очередь, двое последних реликтов преступного мира обменяли на тюремную баланду всю свою жизнь во имя идеалов и идей, только им ведомых. Жёсткость, с которой придерживались они правил и понятий тюремного бытия, была под стать изуверскому фанатизму малолеток, вернее, превосходила их своей щепетильностью. Они очень дорожили чистотой и незапятнанностью своей репутации и держали мальца на дистанции, хотя после долгих одиночных и проведённых в обществе друг друга лет им очень хотелось поговорить со свежим человеком, узнать новости другого мира. Парнишка им показался своей серьёзностью и воспитанностью: отвечал как положено, сам вопросов лишних не задавал, без разрешения по камере не шастал, вот и приличия понимает – другой взрослый на занавеску и не посмотрит… Нет, рано ещё хоронить блатные идеалы, если даже на малолетках живут, худо-бедно, по правильным понятиям.

– А вы, прошу прощения, какой пробы будете? – Гек решил, что и ему настало время определиться с сокамерниками: хотя на гнилые пробы они и не похожи, но…

– А тебе это что, не все равно?

– Нет.

Варлак задумался, в общих чертах он представлял себе современную блатную раскладку в местах заключения.

– Высшей, самой высшей пробы мы – Суббота, кент мой, и я, Варлак.

– Ржавые, да? – У Гека широко раскрылись глаза: он впервые видел двоих высших представителей преступной иерархии. Их немощность и неказистость не имела для Гека никакого значения, все это тонуло в сияющем ореоле АВТОРИТЕТА.

– Ещё выше.

– Как ещё выше? Выше не бывает… Вообще не бывает, ну – в наших понятиях…

– А вот бывает, даже в ваших, в нетаковых понятиях, да. Мы с Субботой – Большие Ваны, последние на всю страну… А скоро и – ц…

– Так ты, Малёк, про Ванов и не слышал небось? – неторопливо вмешался Суббота, и Варлак, почувствовав, что и другу надо дать слово сказать, замолчал, стал натягивать рубашку на свою скелетообразную фигуру. Все же заметно было, что когда-то был он широк в плечах и, наверное, очень силён.

– Слышал! Я слышал про Ванов, только не знал, что они ещё… есть. – Гек даже вскочил со своей шконки и так стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. От волнения он даже стал слегка заикаться. Нечто подобное испытал бы и монастырский служка, доведись ему встретиться с первоапостолами Петром и Павлом.

Суббота засмеялся, ему польстило мальчишеское волнение, с которым тот воспринял ошеломляющее известие:

– Сядь, слышишь, Малёк. Сидеть нужно сидя, а ещё лучше – лёжа. И чтобы шамовка была да табачок. Куришь, нет?

Гек виновато покачал головой:

– Не курю. А хаванина у меня есть: черняшка, сахар молочный и бацилла – бекона грамм четыреста! Сухари… Мне ребята на дорогу много дали, так ещё осталось… Вот…

Гек выдернул мешок из-под шконки, торопливо растянул узел и вынул остатки роскошного грева, собранного провожавшими ребятами пятьдесят восьмого «допа», который, как выяснилось, когда-то назывался «Ветка». Он с надеждой поднял глаза на старых Ванов и вдруг понял, насколько глубоко и привычно они голодны…

– Угощаешь, что ли? – усмехнулся Варлак. – Учти, нам ответить нечем. Кроме «костыля» и баланды я года четыре ничего не видел. Суббота, правда, намедни колбасу трескал…

– Слушай его больше, «намедни»! Скоро тому полгода будет, а до этого – и не вспомню даже. Ты, Малёк, погоди суетиться. За угощение благодарствуем, но давай-ка лучше обеда подождём: там баланды нальют, кипятком побалуемся.

Ванам неприлично было проявлять жадность к еде и нетерпение, ронять себя, пусть даже в глазах одного-единственного мальчишки, поэтому продукты положили в нишу и опять задёрнули занавеску. Гек снял клифт и тоже подсел к столу.