Кромвель

«Поскольку после роспуска последнего парламента необходимо позаботиться о мерах к обеспечению мира, безопасности и хорошего управления республикой, для этого мною с ведома моего совета офицеров назначены различные лица, известные страхом божьим, верностью и честностью, на которых возлагаются великие задачи и высокое доверие… Будучи уверен в вашей любви к господу, мужестве во имя его и преданности делу его и всего доброго народа нашей республики, я, Оливер Кромвель, главнокомандующий всех армий и вооруженных сил этой республики, настоящим призываю и облизываю вас явиться лично и присутствовать в зале совета, именуемом Уайтхолл в Сити Вестминстера, 4-го числа ближайшего месяца июля… И от этого вы не должны уклоняться.

Дано за моей личной подписью и печатью 6 июня 1653 года.

Оливер Кромвель».

Такие приглашения получили сто двадцать восемь человек в Англии, шесть в Ирландии и пять в Шотландии. В указанный день они явились в Вестминстер и начали править республикой и называть себя «парламентом». Их уполномочил на это, как явствует из текста приглашения, лично Оливер Кромвель.

После разгона «охвостья» Долгого парламента Кромвель стал единоличным владыкой в Англии. И сам теперь должен был позаботиться об устроении государственной власти.

Разгон бесстыдного «огузка» вызвал в стране всеобщее удовлетворение. «Даже ни одна собака не тявкнула, ire то чтобы раздался хоть какой-то заметный ропот», — вспоминал позднее Кромвель. Жизнь в стране шла своим чередом: в Сити бойко торговали лавочники, работали суды и муниципальные власти, проповедники с кафедр призывали народ к покаянию. Иностранных послов заверили в неизменной дружбе английской республики.

На Кромвеля смотрели с восхищением и страхом. Самые ярые враги его — роялисты и пресвитериане — преисполнились теперь почтением и шепотом передавали друг другу, что теперь Карл Стюарт женится на дочери Кромвеля, который станет герцогом и вице-королем Ирландии. Нет, возражали другие, он сам возложит на себя корону, об этом уже есть договоренность с офицерами.

И другие враги его — враги слева, левеллеры, воспрянули духом. Изгнанник Джон Лилберн, недавно еще метавший громы и молнии против «тирана», прислал ему из Голландии полное надежд и восторгов письмо. Разгон Долгого парламента, писал он, — мера, ведущая к освобождению Англии. Это событие показалось «свободнорожденному Джону» настолько благоприятным переворотом, что он вопреки приговору суда сел на корабль и полетел на родину, обновленную и свободную.

Только городские власти Сити выразили протест и потребовали вернуть парламент на место. Но на это никто не обратил внимания.

Кромвель, однако, был далек от того, чтобы наслаждаться положением единоличного диктатора. Наоборот, ему казалось, что он не вынесет этого бремени. Власть в стране должна быть законной. Он чувствовал необходимость как можно скорее передать свои полномочия представительному органу.

Но какому? Ясно было, что всеобщих выборов назначить нельзя: если созвать парламент на основе старой, королевской конституции с ее высоким имущественным цензом и неравномерным распределением округов, — к власти, чего доброго, снова придут пресвитериане и замаскированные роялисты, и тогда все достигнутое в долгой борьбе пойдет насмарку; если же взять за основу лезеллерское «Народное соглашение», — власть получат бунтари-уравнители, и тогда страна будет ввергнута в смуту и анархию.

Нет, править Англией должны люди благочестивые, умеренные, преданные богу и в то же время доказавшие свою верность республике. Ведь и от «охвостья» требовалось, чтобы оно передало свою власть «известным лицам, людям богобоязненным и с установленной безупречностью».

В долгих совещаниях с приближенными Кромвель выяснил, что Ламберт, вождь офицерства, хочет видеть во главе государства небольшой совет из десяти-двенадцати человек; ведущую роль в нем должны играть офицеры армии. Этот совет составляет письменную конституцию и назначает выборы в новый парламент. Гаррисон, вождь сектантов, мечтал о большом «совете мудрых» из семидесяти человек, подобно иудейскому Синедриону.