Крона огня

Хорошо отдохнувший Бастиан еще делал вид, что изранен, но по большей мере специально для бдительного стражника, не сводившего глаз ни с него, ни с благородной дамы Брунгильды, сидящей на табурете близ его скорбного ложа. Масляная плошка на столе давала немного света, вполне достаточно, чтобы видеть друг друга, и в то же время надежно скрыть цветущий вид «спасителя».

– Я надеюсь, мой юный друг, вам лучше? – величаво осведомилась хозяйка замка, бросив мимолетный взгляд через плечо на молчаливого часового. Тот почти не говорил на франкском наречии, но кто знает, быть может, понимал значительно больше, чем хотел показать.

– Да, прекрасная госпожа, – ответил Ла Валетт. – Благодаря вашей неусыпной заботе. Если б я только знал, чем отблагодарить вас за такую доброту!

– Если можешь сейчас петь, хотя бы негромко, спой, я буду рада послушать твои прекрасные напевы. – Ее взгляд вновь скользнул по стражнику. Тот, казалось, вслушивался в их беседу, пытаясь разобрать слова. А может, только делал вид… В любом случае осторожность не была лишней.

– Пожалуй, я смогу исполнить вашу просьбу, мадам. – Бастиан приподнялся на ложе и принял из рук Брунгильды музыкальный инструмент, предусмотрительно доставленный в покои больного. Он тронул струны тонкими пальцами, чуть подкрутил колок, вслушиваясь в звучание, и запел, будто фокусник извлекая из деревянного короба звуки, то нежные, то тревожные, то вовсе пробуждая источники слез в уголках глаз.

На радость матери с отцом здесь в замке рождена,
Но зверем с каменным лицом похищена она.
Подменыш страшный входит в дом, отвратен
                                                           и свиреп,
Но не узнать отцу о том – жизнь скроет мрачный
                                                                склеп.
Вкруг хороводы жутких харь, сквозь мрак небытия.
Что видит каменная тварь, то видит и дитя.

– Да, да, я помню это, – вдруг, в каком-то почти суеверном ужасе распахнув глаза, зашептала Брунгильда. – Помню, как посреди раскаленной докрасна пустыни, меж чахлых стволов дерева тифу, собирается великое множество чудищ, одно ужаснее другого. Я вижу это будто сверху, будто лечу над пустыней.

Бастиан продолжал играть, вплетая музыкальные фразы в отрывистое повествование собеседницы.

– Там еще много таких, – продолжает хозяйка замка. – Гигантские нетопыри с клыками, точно у волка, и зубчатыми когтями, разрывающими не только плоть, но даже и доспех из дубленой кожи. А затем на пустыню опускается тень…

Стремителен дракона взлет, и пасть его страшна,
И гибель хаммари несет волна его огня.
Вот в ужасе бегут враги, но смерть не отстает,
Как от дракона ни беги, догонит и убьет.

Брунгильда кивнула, точно в лад отвечая на слова менестреля.

– Да, конечно, драконы. Но здесь не они. Тень сгущается, становится темнее угольного дыма. Но это не дракон, совсем не дракон. Хотя я вижу, как блестит чешуя, напоминающая константинопольский доспех. Но это не человек, он невероятно огромен, так что я, даже и с крыльями, легко бы уместилась на его мизинце, будто курица на насесте.

Бастиан вновь ударил по струнам, выдавая жесткий, почти маршевый ритм.

Тут молвил он, подняв чело, слова его как гром,
Что время хаммари пришло вернуться в отчий дом.
И речь лилась отверстым ртом, мила и дорога:
– Я, давший жизнь вам, дам и то, чем победить
                                                               врага.

– Да, да, я вижу, как он поднимает руку и оттуда, будто зерно для птиц, наземь высыпаются мечи.

– Не нужно вам колоть и сечь, когда настанет час,

– продолжал вдохновенный певец, –

Те, кто поднимет этот меч, без слез умрут за вас.

– Да-да! Этот странный, в блестящей чешуе, он стоял, будто чуть раскачиваясь. Все время раскачивался и говорил. Мне показалось, что он похож на застывший над пустыней черный смерч, сотканный из дыма вихревой столб, принявший облик человека. Колеблющийся и всякий миг меняющий свой вид, – тихо ответила хозяйка замка, лицо ее в это мгновение было совсем бледным, будто по ту сторону ложа маячил ужасный призрак, и она ясно слышала его голос. – А потом он рассыпался в пыль, темную, совсем легкую пыль. И пропал.

– Вам бы следовало отдохнуть, благородная госпожа Брунгильда, – приглушая ладонью звон струн, посоветовал Бастиан. – День был тяжелый, вы устали. Да и мне сон совсем не повредит.