Но мертвая хватка, которой удерживал его Аттикус, свидетельствовала о том, что тот еще не расстался с надеждой вернуть дочь. Да и как можно было на это рассчитывать? Тревор просто попытался посеять в нем семена сомнения. Но он же сам видел собственными глазами. Он понимал — каким бы невероятным то ни казалось, — что Джиона жива. Поэтому Аттикус не сдастся, и, если Тревор сейчас отдаст приказ открыть огонь, эти слова вполне могут стать последними в его жизни.
Аттикус бросил взгляд на экран наведения пушки, на котором окровавленное тело Кроноса поднималось и опускалось на волнах. Вокруг него расплывалось большое красное пятно, но тем не менее существо неуклонно удалялось. Вдруг картинка на экране поехала, сменившись изображением синего неба, а затем черного вертолета с четырьмя торпедами на подвеске. Тревор скосил глаза, чтобы посмотреть, кто управляет пушкой. Перед пультом сидела Андреа, готовая привести орудие в действие.
— Велите им возвращаться, или я сделаю это за вас.
И хотя Тревор слезинки бы не пролил из-за смерти людей, находящихся на борту вертолета, — как и из-за потери самого вертолета, — он хорошо понимал, что не остается ничего другого, кроме как отдать приказ о возвращении, — иначе ему конец.
Он кивнул.
Аттикус отпустил Тревора и протянул ему микрофон с наушниками.
— Командуйте.
— Не стрелять, — сказал Тревор в микрофон. — Повторяю: не стрелять. Возвращайтесь на «Титан». Преследование окончено.
Он положил наушники, услышав лаконичный ответ пилота:
— Да, сэр.
— Итак, — произнес Тревор, поворачиваясь к Аттикусу, — я прекращаю атаку на Кроноса, если вы действительно верите, что то, что мы видели, заслуживает внимания. Если ваша дочь еще жива, мы придумаем, как нам ее вытащить. Если нет… тогда я все-таки получу свой трофей.
Тревор не был вполне уверен, разумно ли вести себя столь самоуверенно, но, в конце концов, он — Тревор Манфред, и это
— Джиона жива! Я уверен в этом. Если вы поможете мне вернуть ее, клянусь, я убью вам Кроноса, когда она будет в безопасности.
Тревор обдумал предложение. Похоже, Аттикус способен рассуждать трезво, несмотря на то что в крови его, несомненно, бурлит адреналин. Предложение звучало разумно, но выполнит ли Аттикус обещание, когда они освободят его дочь? И еще вопрос: как ухитриться достать девицу из брюха этого чертова змея, не убив его — с нею вместе в придачу? «Ну, об этом мы еще успеем подумать», — решил про себя Тревор. Ему предстоит принять решение, что делать дальше. Но прежде всего необходимо Аттикуса успокоить.
— Согласен, — с улыбкой сказал Тревор. — Вы ухитрились снова поднять ставки в нашей игре. Превосходно!
Удовлетворенный, Аттикус сделал шаг назад.
— Ты в порядке? — спросил он у Андреа.
— Все отлично, — ответила она, потирая голову в том месте, откуда Римус едва не выдрал целый пук волос. — Заурядненький денек на корабле любви.[37]
На полу зашевелился Римус, и Тревор воспользовался случаем завершить разговор на благоприятной для себя ноте:
— Думаю, для всех нас лучше будет разойтись по своим каютам и провести там остаток сегодняшнего дня. Отдохнув друг от друга, мы сможем привести мысли в порядок и на свежую голову разработать план последующих действий. А поутру мы сойдемся и все обсудим.
Аттикус хотел было возразить, но его остановило легкое прикосновение к плечу и спокойный голос:
— Думаю, что он прав, Аттикус. Сегодня ничего путного уже не выйдет. Мы все тут слишком… потрясены. — О'Ши указал на экран сонара. Огромное зеленое пятно — Кронос — скрылось на глубине, вне досягаемости. — Вот нам и Кроноса уже не достать…
Никогда еще Тревор не был так рад присутствию на борту О'Ши. Священник сделался совершенно незаменим в деле улаживания конфликтов. Во многих взрывоопасных ситуациях, когда прущий напролом Римус не мог ничего добиться, одного прикосновения О'Ши было довольно, чтобы разрядить обстановку. Пожалуй, он заработал вознаграждение.
Аттикус, смягчившись, кивнул и подошел к Римусу, который потирал голову и недоуменно озирался по сторонам. Аттикус нагнулся, подобрал свой нож и «беретту». Сунул пистолет Римусу под нос.
— Благодарю за подарок.
— Иди ты!.. — прорычал Римус, закашлялся, сморщившись от боли, и схватился за ребра.
Аттикус повернулся к Тревору и сказал:
— Утром договорим. И если мне не понравится то, что я услышу, вы собираете манатки и сваливаете отсюда.
Он сказал это. Так-то: опять приказ. Произнесенный таким холодным и уверенным тоном, что человек с более слабой волей попросту согласился бы и на этом все кончилось. Но Тревор был не из таких. Внутри у него все кипело от ярости. Аттикус, еще недавно его любимый воин, в одночасье превратился в глазах Тревора в наглого самоуверенного щенка. «Но небезопасного щенка», — не преминул напомнить себе Тревор.