Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.

Немец с утра бьет из орудий по городу и по порту, но от нас снаряды рвутся далеко, не ближе метров 500. В 3 часа ночи «Свирепый» отошел от нас и ушел к заводу Марти. Поздно вечером и, наверное, всю ночь над городом летали одиночные самолеты и изредка сбрасывали бомбы. Этим они держат в напряжении и изматывают и население, и военных. Мы не стреляли и в 23 пошли спать.

5 октября. Воскресенье

Получил сегодня письмо от брата Алика и от мамы. Не жалуются, но по описанию их дел – им тяжело. Немец весь день, с перерывом на обед и ужин, бьет из орудий. Четыре снаряда разорвались метрах в ста у нас по корме. К ночным тревогам привыкли все, в том числе и политрук, и комендант. В 23 часа все идут спать, кроме вахты, конечно.

6 октября. Понедельник

В 4 часа утра Жентычко разбудил Ломко, Афанкова, Кузьмина и Кожина, и все куда-то ушли. Остались мы с Кошелем. Я стою с 8 до 12. К обеду является Ломко, потом Жентычко и старшина. Рассказали, что они грузили боезапас в четыре шлюпки, которые катер поведет ночью на буксире к Стрельне, куда высадился наш десант. Нам предстоит сначала управлять шлюпками, пока их катер поведет на буксире, а затем грести их к самому берегу. (Кстати, из нас, шестерых, гребут прилично только двое). Хотя идти до Стрельны недалеко, но дойти почти невозможно. Несколько шлюпок уже пытались дойти, но были все потоплены. Не знаю, как удалось высадить десант (скорее всего, немцы не ожидали такой наглости), но теперь по любому замеченному катеру или шлюпке бьют из орудий и минометов. Наши ребята боятся, что нас отправят днем, но комендант успокоил: в 21.00 четверым (Ломко, Жентычко, Емельянову и мне) без оружия отправится туда, где наши утром грузили в шлюпки боезапас, и ждать прихода катера со шлюпками для сопровождения их до берега. До какого – он сам не знает.

Часов в 17 опять сильный огонь немецкой артиллерии по порту. Вскоре из канала выходит «Стойкий» и встает у бокового заграждения, что перегораживает устье Невы. К нему подходит буксир. Смотрю, с эсминца пишут: «Суур-Тылл». Я подбегаю к углу стенки и даю отмахом отзыв. На эсминце его не видят. Бегу к политруку, докладываю и в это же время даю тревогу. Отдаю винтовку Кошелю и бегом на мостик. Буксир уже тащит «Стойкий» к нам. Принять семафор не могу, т.к. на фоне рубки эсминца ничего не видно. Эсминец приближается. Пишу: «Ясно вижу». Понимаю, что он просит принять швартовы и приготовить насосы для откачки воды. Я все отмахал, что понял. Думаю, подойдете к борту и доскажите. Доложил о семафоре политруку и старпому, которые были на мостике.

Эсминец подошел, приняли его швартовы. Смотрю, на нем срочно готовят помпу и в четыре шланга откачивают воду. Оказывается, недавно снаряд попал в левый борт ниже ватерлинии под мостиком и вышел с правого борта. Кажется, имеются двое раненых. Вижу, что у «Стойкого» стоят дополнительно два 37-мм автомата. Вскоре подвели пластырь и откачали воду.

К 21 часу оделись потеплее, попрощались с остающимися и отправились в конец причала. Расположились за какими-то ящиками, укрываясь от ветра, периодически выглядывая, не подходит ли катер за нами.

К 12 часам ночи мы уже здорово замерзли. И прыгали, и толкали друг друга, и выполняли бег на месте. До какого времени ждать, нам никто не сказал. В 4 утра стало ясно, что сегодня за нами никто не придет, и мы рысцой побежали на судно.

7 октября. Вторник

Заступил на вахту в 8 часов. «Стойкого» уже нет. Теперь у нас здесь нет ни одного неповрежденного эсминца. Комендант объявил нам, что наш поход на шлюпках отменяется. Мы полагаем, что наш десант под Стрельну, если нас туда хотели направить, погиб, и боезапас туда уже не нужен.

Прочитал в газете о потерях германского флота. Вот они: 1 крейсер, 13 эсминцев, 14 подводных лодок, 85 транспортов. Наши потери значительно меньше». Только, по-моему, не меньше, а больше. Посмотрим, на самом деле как дела: это потери Германии на всех морях. Выкинем из них потери Черноморского и Северного флотов, и тогда, приблизительно, на долю Балтийского моря останется 1 крейсер, 11 эсминцев, 6 п.л. и 70 транспортов. А у нас только на Балтике потери 1 л.к., 1 лидер, 13 (?) эсминцев, штук 60- 70 транспортов, и я знаю о 7 п.л. И нет ни одного большого корабля без повреждений.

Недавно у нас был батальонный комиссар из штаба Отряда. Долго беседовал с нами «по душам» в кубрике. Мы ничего от него не скрывали. Все рассказали: и про плохое питание, и про политрука и про коменданта. Здорово все разносили политрука и хвалили Кочетова с «Ермака». Ох, уж этот наш политрук! На вахту уже в ватнике не выйдешь. Почему не приветствуешь его, почему винтовка на плече, почему шинели висят в кубрике и десятки других «почему?» Привязался к нашему машинисту из запаса Ратману за его фамилию: «Вы немец?» Пристал к радисту Миллеру: «Вы тоже немец?» Но тот его срезал: «Вы не знаете немецкого языка. У немцев есть фамилия Мюллер, а Миллер – английская фамилия». «А не все равно!» Не замполит, а «особист» у нас.