Финал был предсказуем. Богатый зритель возжелал одну из русалок — блондинку. В ответ на откровенное предложение зритель схлопотал по физиономии, после чего директор получил предписание о закрытии цирка за аморальное поведение.
Вместо этого труппа отправилась на гастроли. Вдали от столицы публика была не столь избалована, а Семенов мастерил одно устройство за другим, позволяя девушкам устраивать настоящие феерии на воде. В бщем, как ни странно это звучит в конкретно данной истории, если бы не порядочность девушек, всё бы у них сложилось успешно.
Однако что в столице, что в глубинке зритель, по сути своей, одинаков, и питерская история повторялась раз за разом. Непристойное предложение, отказ и суровое изгнание за непристойное поведение. Частые переезды оборачивались новыми расходами, да и реквизит дорожал. И вот когда перед лешим всерьез замаячила картина повторного разорения, судьба на аркане приволокла к нему ювелира Симоно.
— Надо признать, что он единственный, кто нас не лапал, — грустно заметила брюнетка.
Спокойно досмотрев первое выступление до конца, он прямиком отправился к лешему и вытащил кошелек. Директор, взглянув туда, изобразил вздох страдающего в аду грешника, после чего сообщил ювелиру, что уломать девушек на что-то большее, чем только что было показано, лично он, к своему безмерному сожалению, не в состоянии. Ответ ювелира, мол, большего и не надо, вернул лешему радость жизни. От его подопечных всего-то и требовалось продолжать выступления, только в другом месте, как бы по-настоящему и для одного зрителя.
— И вы согласились заняться вымогательством, — подвел итог полицмейстер.
Старшая русалка развела руками.
— Так, по крайней мере, нас никто не лапал, — сказала брюнетка.
— Ну что ж, — ответил полицмейстер. — В тюрьме у нас тоже никакой распущенности не дозволяется.
С ПОКАЗАНИЯМИ РУСАЛОК положение ювелира стало совсем безнадежным. Когда он, громогласно требуя справедливости, вошел в кабинет полицмейстера, Лев Григорьевич молча протянул ему копию показаний. Ювелир внимательно прочел и схватился за сердце:
— Не так всё было! Совсем не так! Симоно клянется в этом. Они хотят оклеветать Симоно. И это за всё, что Симоно для них сделал!
— А что Симоно для них сделал? — спросил полицмейстер. — Регулярно недоплачивал гонорар? С чего бы это Вера Ивановна на телеграфе подрабатывала?
— Как вы не понимаете! — снова вскинулся ювелир. — С хорошими деньгами они бы покинули город. Покинули бы такое прибыльное предприятие, которое так вкусно их кормило. Симоно не жадный! Вот господин подтвердит! — палец ювелира указал в мою сторону. — Симоно о других думал. О тех, кто своей глупостью кусок хлеба мимо рта проносит!
— Кстати, о вашем предприятии, — полицмейстер протянул ему еще одну бумагу. — Вот заключение экспертов. Весь ваш товар, от броши, что вы продали этому господину, — тут он тоже указал на меня. — До украшений, проданных всем остальным жертвам шантажа, сплошная фальсификация! Пусть и самого высокого качества.
Симоно снова взвился, но уже через полминуты пал на колени. Мол, да, фальшивка, но не он в этом виноват.
— По-моему, совсем недавно я это уже слышал, — заметил я.
— Это самая популярная фраза в моем кабинете, — ответил полицмейстер. — Так кто виноват, Симоно?
Тот моментально перестал плакать и тотчас раскололся, попутно сдав всех, включая пару проходимцев во Франции. Мол, это те двое всучили ему по дешевке большую партию драгоценностей, оказавшихся очень качественной подделкой. Ювелиру, по его словам, просто не оставалось ничего иного, как покинуть милую сердцу Францию и распродать этот товар там, где, по его мнению, оный не так скрупулезно изучают перед покупкой. Россия же всегда славилась широтой души.
— А почему вы не заявили на них в полицию? — спросил я.
— Что вы?! — Симоно картинно всплеснул руками. — Полиция не умет хранить тайны. Завтра весь Париж будет знать, что Симоно — плохой ювелир. Так нельзя!
— Неужели быть хорошим мошенником лучше?
— Хорошая репутация везде важна, — ответил ювелир.
СУД СОСТОЯЛСЯ ТОЛЬКО через месяц, от чего мне, как одному из главных свидетелей, пришлось задержаться в Ревеле.
Подводный колокол обрел вечную стоянку на задворках порта, где, по слухам, сгнил без должного присмотра. Я попытался выцарапать для Морошкиных мотор, но безуспешно. Впрочем, получив назад четыре сотни рублей, братья тут же выписали себе на них из Германии какой-то чудо-агрегат от русского инженера с не очень-то русской фамилией — Тринклер. Я посоветовал им смотреть в оба и не отдавать денег, пока не получат мотор на руки. Они долго меня за всё благодарили, но совет, похоже, пропал втуне.
Русалкам вместо обещанной тюрьмы достались исправительные работы, откуда они довольно быстро освободились с новой специальностью и, смею надеяться, чистой совестью. Леший поехал знакомиться с сибирскими сказками за казенный счет. Ювелира, на мой взгляд, следовало бы отправить тем же маршрутом, но то ли политика вмешалась, то ли наш извечный пиетет перед Западом, а только, вернув все деньги, Симоно был всего-навсего выслан из страны.