Кронштадтский мятеж: несостоявшаяся революция

Андрей Сарматов Кронштадтский мятеж: несостоявшаяся революция

«Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе», – говорил ещё современник Шекспира, английский поэт Джон Харингтон. Справедливость этой эпиграммы отчётливо видна и на примере события из XX века, вошедшего в историю под названием «Кронштадтский мятеж». В самом деле, если бы события в Кронштадте 1921 года увенчались успехом, то сегодня мы их называли бы не мятежом, а, например, «Великая Кронштадтская антибольшевистская революция». И вместо памятников Ленину по всей стране стояли бы памятники известному сегодня только историкам матросу Степану Петриченко.

Так что же произошло в Кронштадте 100 лет назад? Как это событие могло изменить ход истории страны, как оно его изменило в действительности и почему закончилось именно так, как закончилось?

Кронштадт и ситуация в стране накануне восстания

Кронштадт, город-крепость в Финском заливе, уже три столетия прикрывающий морские подступы к Петербургу, и сегодня известен как основная база Балтийского флота. Так было и столетие назад, когда эта крепость стала своего рода «революционным гнездом», задававшим ход развития событий во всей стране.

Кронштадтские моряки всегда выступали против чьих бы то ни было привилегий и отстаивали справедливость, как они её понимали. В 1905–1906 годах они неоднократно восставали против самодержавия и своеволия офицеров-дворян.

В феврале-марте 1917 года поднялись против старого режима, наиболее ненавистные матросам офицеры тогда были убиты. В октябре того же года кронштадтцы поддержали большевиков, но не потому, что их идеи были популярны в матросской среде, а потому, что было большое презрение к Временному правительству.

Октябрьская революция без всякого преувеличения была совершена руками в основном кронштадтских матросов. В годы же Гражданской войны они сражались не за обещанное большевиками светлое коммунистическое будущее, а против восстановления старого режима. Поэтому неудивительно, что основным лозунгом в 1921 году у кронштадтцев стал «Советы без большевиков».

Моряки с линкора «Петропавловск». 1917 год

К 1920 году большинство балтийских матросов не были дома уже шесть лет, а потому и не знали о реальном положении дел в стране. В письмах действовала строгая цензура, а другой связи с родными у моряков не было. Летом 1920 года многим из них всё же был дан отпуск, и моряки смогли выехать к родным. То, что они там увидели, вселило в них ярость и негодование.

Одним из таких матросов был и 28-летний штабной писарь Степан Петриченко, находившийся на службе с 1913 года. Он побывал в родных краях, в Запорожье, и был в ужасе от охвативших страну голода, нищеты, беззакония и произвола большевиков. Хвалил бывшую тогда в разгаре махновщину, но присоединяться к ней не стал.

В селе в это время царила продразвёрстка – насильственное изъятие у крестьян хлеба и другой сельскохозяйственной продукции на нужды голодающих городов. Крестьяне сопротивлялись ей как могли, нередко большевистских комиссаров убивали, во многих местах вспыхивали восстания. Только за 1918 год по стране прокатилось 245 крестьянских бунтов против продразвёрстки. Все они подавлялись, повстанцев расстреливали, но решить назревшую проблему это не помогло.

В 1919–1920 годах количество и масштабы восстаний лишь увеличились. Взбунтовавшиеся крестьяне контролировали целые области: в одном лишь Тамбовском восстании приняло участие до 200 тысяч человек. Против них большевики высылали целые дивизии, которые расстреливали теперь уже не только повстанцев, но и их родственников.

В городах же царил голод. В Петрограде в начале 1921 года за буханку отдавали ювелирные изделия. Если в июне 1920 года один фунт (450 граммов) хлеба стоил 370 рублей, то в феврале 1921 года – уже 1515. Покупательная способность рубля с 1913 года упала в 500 тысяч раз, то есть одна довоенная копейка теперь соответствовала 5000 рублей.

После отпуска многие матросы и солдаты, увидев всё это своими глазами, не стали возвращаться на службу к тем, кого проклинали их родные. Большевики объявили их дезертирами и в случае поимки им тоже теперь грозил расстрел. Однако Степан Петриченко решил, что вернуться в Кронштадт он всё же должен, ведь победить регулярную армию может лишь другая регулярная армия, а не крестьянские отряды.