Кронштадтский мятеж

Безусловно, что действия «Временного бюро» выражают общую слабость, присущую партийной организации Кронштадта в ту пору, слабость, которая дала возможность анархиствующим заговорщикам временно захватить власть в Кронштадте. Обращение это вызвало растерянность у многих местных коммунистов и способствовало ренегатским настроениям некоторых из них. Очевидно, мятежные главари понимали это, так как публикация обращения сопровождалась одобрительными комментариями председателя «ревкома» Петриченко.

Однако заправилы «ревкома» обрадовались раньше времени. Сам Ильин вскоре понял свою ошибку. Уже вечером 4 марта, разговаривая по телефону со своими товарищами на южном берегу залива (связь еще существовала), он сказал, что «о внутреннем положении Кронштадта говорить не может, так как подслушивают», однако дал понять, что намерен вести партийную работу внутри крепости. [375] На другой день Ильин был арестован и отправлен в тюрьму. Однако подпольная деятельность коммунистовв не прекратилась, а усилилась. 11 марта Петриченко сетовал на заседании мятежных «делегатов», что коммунисты, «оставленные на свободе, продолжают вести агитацию, тайно собираться; поэтому они были арестованы (далее назывался ряд имен, у том числе Я. Ильин). [376]

Таким образом, кронштадтская тюрьма пополнялась арестованными коммунистами в течение всего существования у власти «ревкола». Заключенные держались мужественно, среди них не нашлось ни одного предателя или труса. Они устраивали собрания, читали лекции, даже выпускали стенную газету с шутками и стихами. Коммунисты пытались вести пропаганду среди караула тюрьмы, и не без успеха: все время существовала связь с «волей». [377] Совершались и другие действия пропагандистского характера. Комиссар бригады линейных кораблей А. Г. Зосимов являлся членом ВЦИК. Им было подано заявление в «ревком» с ходатайством отпустить его в Москву на очередную сессию ВЦИК. Заключенные большевики, конечно, понимали, что это ходатайство не удовлетворят, но в таком случае «ревком» еще раз продемонстрировал бы перед массами свою антисоветскую сущность. Так и произошло. 13 марта «ревком» обсудил заявление Зосимова и счел его поездку «излишней», ибо этот факт, по их словам, «может быть истолкован правительством РСФСР как слабость». [378]

К моменту падения мятежников Положение арестованных коммунистов становилось все более опасным. В «ревкоме» и среди мятежников открыто шли разговоры о расстреле заключенных. Режим в морской следственной тюрьме был резко ужесточен. Однако коммунисты и перед угрозой расстрела проявили мужество и твердость духа. Сохранилось письмо Л. Брегмана его жене из тюрьмы от 11 марта: «… Дело близится к развязке. Сегодня у нас отобрали обувь. Что касается самочувствия, то настроил себя так, чтобы ни о чем по ту сторону тюрьмы не думать и порвать все с жизнью. Сердце стало каменным. Очень обрадовался рождению сына. Если вас оставят — люби его и за меня крепко, сделай его коммунистом». [379]

17 марта около 5 час. вечера, когда в Кронштадт ворвались советские войска и сражение вступило в кульминационную стадию, «ревком», собравшись, как оказалось, на свое последнее заседание, постановил расстрелять арестованных коммунистов. [380] Сделать это не успели только потому, что советские части неожиданной атакой заняли здание тюрьмы. Таким образом, никто из членов партии, арестованных мятежниками, не погиб. Позднее эсеры, которые считали кронштадтский мятеж своим политическим «наследством», пытались использовать этот факт как доказательство миролюбия и чуть ли не пацифизма мятежных главарей. [381] Но дело тут не в миролюбии мелкобуржуазшж бунтарей: сперва они робели перед крутыми мерами, опасаясь походить на белогвардейцев, а потом, когда было принято истерическое решение «всех расстрелять», тогда, к счастью, оказалось, что его уже нельзя исполнить.

Как уже говорилось, главари мятежа не вняли советам своих «военспецов» и не решились перейти к наступатешлшм действиям на берегах Финского залива, они предпочли отсиживаться ва бетонными стенами фортов и за броней линейных кораблей. Однако из этого неверно было бы заключить, будто мятежники совсем не проявляли активности. Практически их активные действия свелись прежде всего к пропаганде с целью вызвать волнения в воинских частях и на промышленных предприятиях, В первых числах марта посланцы «ревкома» сравнительно легко проникали даже в Петроград. Но и позже, когда остров Котлин был с трех сторон окружен караулами советских войск, попытки перебросить на побережье разного рода «делегации» или одиночных агитаторов все же продолжались.