Когда в уголке экрана высветились цифры, обозначающие тот час и минуту, когда Елизавете позвонил некто неизвестный, из сквера со стороны актерской школы быстрым шагом вышла женщина в длинном бордовом пальто и шляпке, на ходу стягивая меховые перчатки. Она вошла в будку и стала набирать номер. Что-то знакомое почудилось Наташе в этой фигуре, движениях, посадке головы. Навицкая впилась взглядом в экран, пытаясь вспомнить, где могла встречаться с этой дамой. Про себя она ругала непогоду и плохое качество записи.
- Подходит, - прошептал Минский, когда дама повесила трубку, - разговор длился семь минут и две секунды. Плохо, что на ней шляпа с вуалью, хорошо подстраховалась...
С проспекта Ленина в кадр ворвалась компания подростков, гоняющихся друг за другом, делающих подсечки и бросающихся снежками. Камера была без звука, но по их лицам было видно, что парни и девушки кричат и смеются.
Женщина с вуалью выходила из телефонной будки, когда ей в ухо ударил чей-то шальной снежок. Очевидно, бросок был очень сильным. Дама пошатнулась и ухватилась за будку, но нога поехала, и незнакомка упала на одно колено, выронив сумку. С головы слетела шляпка.
Видно было, что, поднимаясь и отряхивая пальто, дама честит подростков на чем свет стоит. Одна из девушек бросилась подбирать выпавшие из сумки вещи. Вторая подняла и отряхнула шапку. Вид у обеих был смущенный и виноватый.
- Эфиоп твою налево! - заорала Наташа. - Это же Светлана Нестеренко!
- Преподаватель, у которой учился Анатолий Ковалев? - подскочила Белла. - Которая напудрила тебе мозги в прошлый раз? Авада кедавра!!!
- Если бы знать, как можно прижать Нестеренко так, чтобы она перестала врать, - Наташа вскочила и заходила туда-сюда по комнате. - А то опять устроит фаршированный цирк и выкрутится...
- Я могу вызвать ее, как свидетеля по делу, - сказал Минский, взявшись за телефонную трубку.
- А я уже знаю, как заставить ее говорить, - Белла тряхнула смоляными кудрями и певуче затянула:
- Ай, красивая, позолоти ручку, дай погадаю о твоем счастье, всю правду скажу... Иногда получается.
***
- Да, вот так все и работает. До сих пор сбоев не было. Кто попался, сам виноват. Головой надо было думать, на что они соглашаются...
- Как, например, Анатолий Ковалев? - спросил следователь Минский.
- Знаете, как при побеге из какой-нибудь зоны строгого режима одного заключенного брали с собой "на мясо", чтобы не тащить на себе провиант? - цинично усмехнулась Нестеренко. - Он, дурачок, радовался, что его взяли с собой в рывок такие авторитетные парни, и до последнего не знал, зачем он им нужен... Так и тут: чтобы курьерше никто не помешал забрать товар, мы послали на отвлекающий маневр этого тупицу. Хоть какая-то польза от Ковалева. Никчемный парень, бездарный, тупой, как пробка, ни о чем, кроме бутылок, стрелялок и девок не думает...
Светлана Игоревна была в ужасе от того, что ее язык болтает без остановки, выдавая все тайны их с Лорой организации, но остановиться не могла. Ей казалось, что в кабинете нестерпимо жарко, и женщина не понимала, почему все остальные еще не расплавились от этой духоты. И она не могла отвести взгляд от тощей девицы, сидящей рядом со следователем и буравящей ее черными глазищами.
- А за что Лора Яковлевна велела убить Василису Степанову? - задал вопрос Минский, стараясь отодвинуться от Беллы. Атмосфера рядом с ней была так наэлектризована и давила, что у следователя уже заломило виски; еще немного - и приступ мигрени гарантирован.
Наташа сидела сбоку и видела, как Белла задействует все свои силы, чтобы сломить волю Нестеренко, и понимала, как тяжело сейчас подруге. Цыганский гипнотический дар у Измайловой был, но слабенький; таборная кровь слегка разбавилась. Но все равно было жутковато. Ведь она видит Беллу, свою подругу Авадакедавру, Лестрейндж, Белку-Стрелку, как иногда дразнит жену Фима, любительницу байка, прогулок по крышам, красной одежды и терпких пряных парфюмов. И в то же время сейчас здесь - не она. Чернокудрая сирена с глазами-омутами и низким грудным голосом.
Наташа видела испарину на висках Беллы, подрагивающие кончики пальцев. Светлане Игоревне было, что терять, и Белле пришлось изрядно потрудиться, ломая ее защиту. Скорей бы Минский записал нужные показания! Иначе Белла совсем обессилеет.
- Говори, красивая, всю правду говори, - затянула Белла, размахивая черно-красным веером с пышными кружевами, когда Нестеренко примолкла. - Душу облегчи, лучше будет, ты мне поверь, я правду говорю!