Хотя русский флот сохранял остатки боеспособности, боевой дух армии был настолько утрачен, что на острове Даго русские солдаты пришли сдаваться немцам в плен, но немцы отправили их обратно, даже не обезоружив, а на острове Эзель два русских полка сдались без выстрела нескольким мотоциклистам-разведчикам. Флот все-таки продолжал сражаться, но совещание адмиралов Балтийского флота направило правительству докладную записку, где утверждалось: «…при настоящей дезорганизации и деморализации флота ‹…› любая операция немцев против флота для нас кончится разгромом»[76].
Дальнейшее наступление немцев привело бы к занятию Петрограда при очень небольших потерях. Но зачем войскам Тройственного соглашения углубляться в бескрайние русские просторы? Большевики хорошо отрабатывали немецкие деньги и уже разложили практически всю русскую армию. Вот-вот получатели немецких денег должны прийти к власти в стране. Захват Петрограда немцами помешал бы большевикам осуществить свои планы, разоблачил бы их перед сторонниками в России как германских агентов и мог привести хотя бы к частичному восстановлению боеспособности русской армии. А приход к власти большевиков означал подписание крайне выгодного для Германии мирного договора с Россией и возможность переброски немецкой армии на Западный фронт, что давало надежду добиться победы в войне до прибытия свежих американских войск. По словам Людендорфа, «В ноябре большевистское разложение русской армии настолько продвинулось, что верховное командование могло серьезно приступить к ослаблению Восточного фронта с целью усиления войск на западе. ‹…› С конца ноября с востока на запад беспрерывно потянулись воинские поезда. Дело заключалось уже не в обмене выдохшихся на западе дивизий на свежие с востока, а в действительном усилении численности Западного фронта»[77]. Казалось бы, Брестский мир полностью соответствовал плану Верховного командования германской армии. Но большевики, развернув активную антивоенную пропаганду в Германии, способствовали ее поражению в войне в большей степени, чем американские войска.
4. Моряки – ударная сила большевиков
Но вернемся к основной теме нашей книги – балтийским матросам. Руководители большевиков рассматривали их в качестве ударной силы в планируемом перевороте. Ленин, скрываясь от арестов в Разливе, натолкнулся на упорное сопротивление в ЦК РСДРП(б) своему предложению о начале восстания. Основные надежды он возлагал на Балтийский флот: «Единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и играет серьезную военную роль, – это финляндские войска и Балтийский флот»[78]. Во второй половине октября власть в Гельсингфорсе перешла в руки Центробалта, руководимого большевиками и анархистами. 17 октября Центробалт принимает две резолюции: об аресте комиссара Временного правительства «как представителя Временного правительства, ведущего разлагающую и провокационную во флоте агитацию…», и об образовании на всех судах и в частях, «имеющих команды более 200 человек…», специальных боевых отрядов, подчиненных Центробалту[79].
В Петрограде с июльских событий находился крейсер «Аврора». Большевистская команда под разными предлогами отказывалась выполнять распоряжения командования об отплытии в Гельсингфорс. В ночь на 25 октября «Аврора» встала у Никольского моста. В это же время туда прибыли из Кронштадта линкор «Заря свободы» и минный заградитель «Амур». В два часа дня к ним начали подходить мелкие суда и перевозить матросов в город. 5 тыс. балтийских матросов прибыли в Петроград. Троцкий с восторгом писал о них: «В кронштадтском отряде сами собой отобрались наиболее решительные и смелые. Эти матросы в черных бушлатах, с винтовками и патронными сумками, пойдут до конца»[80]. В Петрограде находились суда и флотские части, к этому времени полностью перешедшие на сторону большевиков. Фактически все авторы воспоминаний писали, что главными действующими лицами Октябрьского переворота были моряки и красногвардейцы. Большинство частей гарнизона держали нейтралитет, как утверждал Н. Н. Суханов: «Ждать боевого настроения и готовности к жертвам от нашего гарнизона не приходилось. ‹…› Из 200-тысячного гарнизона едва ли пошла в дело десятая часть. Вероятно – гораздо меньше. При наличии матросов и рабочих – можно было выводить из казарм только охотников»[81].
25 октября матросы и красногвардейцы заняли несколько учреждений столицы, практически не встречая сопротивления. На стороне правительства остались, по словам Суханова, только юнкера: «Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах города»[82]