Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Заседание Петроградского Совета открылось 4 марта, на него пускали по пропускам, которые, как известно, раздавались только коммунистам. Присутствовал писатель, бывший в дружеских отношениях с большевиками, особенно с Зиновьевым. Председатель Петроградского совета Зиновьев объявил заседание открытым и произнес длинную речь о положении в Кронштадте.

Признаюсь, я пришел на заседание, готовый скорее принять сторону Зиновьева. Я был встревожен вероятностью контрреволюционного влияния в Кронштадте. Но речь Зиновьева показала, что обвинения матросов коммунистами были чистым вымыслом, без единой крупицы правды. Я и раньше слышал выступления Зиновьева на разные другие темы. Обычно его речи звучали убедительно, если только аудитория принимала его позицию, но на этот раз все его отношение, аргументация, его тон и его манеры – все выдавало лживость его слов. Я чувствовал, что он говорил скрепя сердце. Единственным «свидетельством», предоставленным против Кронштадта, была знаменитая резолюция 1 марта, требования которой были обоснованными и даже умеренными. Именно этот документ, сопровождавшийся неистовыми, почти истерическими обвинениями матросов Калининым, привели к роковым последствиям. Антикронштадтская резолюция, написанная заранее, зачитанная зычным голосом Евдокимова, правой рукой Зиновьева, была принята делегатами в обстановке непримиримости и кровожадной жестокости – принята, несмотря на горячие протесты некоторых делегатов петроградских заводов и матросских представителей. Резолюция возлагала на Кронштадт вину в контрреволюционном мятеже и требовала его немедленной капитуляции.

Это было объявлением войны. Даже многие коммунисты не могли поверить, что такое решение будет приведено в исполнение. Послать войска против «гордости и славы Революции», как назвал кронштадтских матросов Троцкий, казалось чудовищным.

В узком кругу много здравомыслящих коммунистов угрожали выйти из партии, если такой кровавый акт будет осуществлен.

Все ждали речи Троцкого, но, поскольку он не появился, часть делегатов решила, что серьезность ситуации несколько преувеличена. Однако ночью Троцкий прибыл в Петроград и на следующее утро, 5 марта, предъявил Кронштадту ультиматум:

«Рабоче-крестьянское правительство постановило:

Вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской Республики. Посему приказываю:

Всем, поднявшим руку против Социалистического Отечества немедленно сложить оружие.

Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей.

Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить.

Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской Республики.

Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников.

Настоящее предупреждение является последним.

Троцкий.

Председатель Революционного Военного совета Республики

Каменев

Главком».

Ситуация становилась угрожающей. Крупные военные силы подтягивались к Петрограду и окрестностям. За ультиматумом Троцкого последовал исторический приказ с угрозой: «Я перестреляю вас как куропаток»[673]. Группа анархистов в Петрограде сделала последнюю попытку побудить большевиков пересмотреть решение об атаке на Кронштадт. Они считали, что обязаны сделать все, что в их силах, даже если это окажется бесполезным, для предотвращения неминуемого уничтожения цвета русской революции – рабочих и матросов Кронштадта. 5 марта они послали протест в Комитет обороны, указывая на мирные намерения и справедливые требования кронштадтцев, напоминали коммунистам о революционной роли матросов и предлагали начать с обсуждения, как принято у товарищей по борьбе и у революционеров. В документе говорилось: