Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Есть еще один стратегический урок, который нужно учитывать при любом мятеже. Успех любого восстания зависит от его решительности, энергии и агрессивности. На стороне восставших – симпатия масс. Это чувство крепнет с нарастающей волной восстания. Ему нельзя дать утихнуть, потухнуть в серости каждодневной жизни. С другой стороны, любое восстание сталкивается с мощным государственным механизмом. Правительство способно сконцентрировать в своих руках источники снабжения и коммуникации. Нельзя дать возможность власти этим воспользоваться. Мятеж должен быть стремительным, неожиданным и целенаправленным. Он не должен быть локализованным, это приведет к стагнации. Он должен расширяться и разворачиваться. Мятеж, который себя локализует, выбирает выжидательную позицию или предпочитает защищаться, неизбежно обречен на поражение.

В этом случае Кронштадт повторил фатальные ошибки Парижской коммуны, последние не последовали советам тех, кто стоял за немедленный поход на Версаль, когда правительство Тьера было еще дезорганизовано. Они не распространили революцию на всю страну. Ни парижские рабочие в 1871 г., ни кронштадтские моряки не намеривались свергнуть правительство. Коммунары просто хотели определенных республиканских свобод, а когда правительство пыталось их разоружить, они выкинули министерства Тьера из Парижа, создали управление на основе либеральных ценностей и приготовились их защищать, ничего более. Так же и Кронштадт требовал только свободных выборов в Советы. Арестовав нескольких комиссаров, солдаты приготовились отражать нападение. Кронштадт отказался немедленно захватить Ораниенбаум, как советовали ему военные эксперты. Это было абсолютно необходимо с военной точки зрения, так как там находилось 50 000 пудов[674] зерна, принадлежащего Кронштадту. Высадка в Ораниенбауме была вполне выполнима, захватила бы большевиков врасплох и не позволила бы им подтянуть подкрепление. Но солдаты не хотели переходить в наступление, и момент был упущен. Через несколько дней, когда заявления и действия большевистского правительства убедили кронштадтцев, что они должны бороться за существование, исправлять ошибки было уже слишком поздно[675].

То же самое произошло и с Парижской коммуной. Когда коммунары вынуждены были вступить в борьбу и стало ясно, что необходимо уничтожить режим Тьера не только в их родном городе, но и по всей стране, было уже поздно. И в Парижской коммуне, и при восстании Кронштадта тенденция проводить оборонительную и пассивную тактику оказалась фатальной.

Кронштадт пал. Кронштадтское движение за свободные Советы было утоплено в крови, а в то же самое время большевистское правительство шло на компромиссы с капиталистами, подписывая Рижский мирный договор с Польшей, в результате которого население в 12 млн человек было отдано на милость Польши и помогло турецким империалистам подавить республики Кавказа.

Но «триумфальная победа» большевиков над Кронштадтом заключала в себе их поражение. Она показала настоящее лицо коммунистической диктатуры. Коммунисты доказали, что готовы пожертвовать коммунизмом, пойти практически на любой компромисс с международным капитализмом, при этом игнорируя справедливые требования своего собственного народа – требования, которые большевики сами использовали в своих лозунгах: Советы, выбранные прямым и тайным голосованием в соответствии с конституцией РСФСР; свобода слова и печати для революционных партий. Х Всероссийский съезд Коммунистической партии проходил в Москве, во время восстания в Кронштадте. На этом съезде в результате событий в Кронштадте и других подобных грозных событий в различных частях России и Сибири вся экономическая политика большевиков претерпела изменения. Большевики были вынуждены пересмотреть основы своей политики, отменить продразверстку (насильственные реквизиции), ввести свободную торговлю, дать капиталистам концессии и отказаться от коммунизма как такового – коммунизма, ради которого сражалась Октябрьская революция, было пролито море крови, и Россия оказалась в руинах безысходности – только бы не разрешить свободно выбранные Советы.

Остались ли еще у кого-либо вопросы, какой была настоящая цель большевиков? Стремились ли они к коммунистическим идеалам или государственной власти?