Диса испугался – не очень-то ему хотелось, чтобы Тамара это видела. Сейчас он для нее романтический герой, модный, при деньгах, но он представил себе мамин рыбный, облезлое здание почты, грязь и лужи. Стало стыдно. Вместо этого он пригласил маму на новый год, и она приехала. Отмечали вместе с соседями и телкой Шпалзавода. Диса боялся, что Тамаре станет скучно. Но она видела, какой эффект производит на Косого и сколько ненависти к ней испытывает телка Шпалзавода, и это ее веселило. Минут через 20, впрочем, она увела Дису к себе за шампанским, и трахнула в позе наездницы. Это был их последний раз.
Пока Диса выгуливал маму, Тамара узнала, откуда у него деньги. И отрубила – жестко и навсегда. Диса пытался болтаться за ней, что-то обещал, но она просто проходила мимо. Молча. Повиливая своим роскошным задом так, будто Дисы не существует. И никогда не существовало в ее жизни. Это было обидно. Диса запил, сам начал употреблять и чуть не сдолбился – спасло его отчисление. На горизонте замаячила армия, родной городишко, но Диса заплакал, когда рассказывал коменде о Кире, которую уже выгнали, потом о Тамаре, которая его бросила. Коменда сжалилась и не забрала пропуск. Диса мог остаться в общаге до конца года.
Нужно было заработать как можно больше, и Диса принялся так яростно банчить, что, конечно же, попался. Заметив в кабинете Илью, он не сразу понял, в чем дело – подумал, что его привели для очной ставки и инструктировал, чего наврать следователю. Когда Илья ответил, что следователь – это он и есть, и показал на диктофон, Диса рассмеялся. Очень уж тупо получилось.
На улице было зябко. Моросил мелкий дождик. Капельки его сияли в свете фонарей, и сами фонари становились похожими на фантастические одуванчики из кино. Никита любил этот район. Эстакада, под которой можно было припарковаться, гигантская гостиница с сияющим клубом на первом этаже и рестораном на втором.
Жена говорила, что ее бесит весь этот хай-тек в историческом центре, а Никиту перло. Перло от всего. От того, что он сидит за рулем новейшей тонированной бэхи, от того, что он женат на дочери бизнесмена и от того, что жена на сохранении, а потому не узнает, во сколько он вернулся и вернулся ли вообще. Перло от салфеточек на кухне в специальном держателе, от покупных тряпочек для обуви, от крохотного брелка бэхи, который он небрежно бросал на стойку в баре и от своей мускулистой руки с аккуратными ногтями, которые отполировала маникюрша жены.
Жену Никита не любил. Она была беспомощной и глупой, но корчила из себя интеллектуалку, щедро пересыпая речь замысловатыми терминами. Тещу всегда это умиляло. Ей вообще нравилось, что они все такие умные – и дочь, и тесть, и родители тестя. А Никита ей больше не нравился. Тяжело было выносить этот недобрый холодок во взгляде, и Никита старался как можно реже встречаться с ней.
Это теща взяла его на работу, бездомного лимитчика после армейки, затянутого в дешевый, стоявший колом костюм с рынка. Он, еще входя в офис, понял расклад. Муж Лауры, коренной москвич, имел образование, фирму, которой хорошо управлял, связи и деньги, а эта ушлая бабенка, приехавшая в столицу уже изрядно потасканной, просто хорошо устроилась. Захомутала. Еще имя такое, проститутское.
Он по улыбочке ее понял, что она видит своего – смелого бойца, готового выгрызть себе место под солнцем. Утром он возил ее на работу, хотя она водила лучше него, и никак не мог понять, зачем она вообще работает. Могла бы целыми днями торчать в спа и ресторанах, но Лаура впахивала вместе с мужем, и вела дела куда агрессивнее. Она говорила, что деньги ей надоели, и все эти спа и рестораны – это так, приятная приправа к жизни. Делать бизнес – единственное, что ей сейчас интересно. Ну или почти единственное. Никита поймет, когда поднимется повыше, если, конечно, будет послушным мальчиком. Никита был. Они заезжали в лесок за гаражами, и Никита имел ее на заднем сидении – яростно и до боли. Ей так нравилось.
Потом он вез ее дочь в институт, и посматривал в зеркало – было неловко, что дочь сидит на том самом месте, где он только что драл ее мать. Дочь думала, что он смущается и флиртует. Она первая его поцеловала. Никита сначала хотел ее отшить, но Лаура уже две недели его игнорила – ездила на другой машине, сама, и Никита решил, что она его бросила.
Дочь Лауры требовала, чтобы он встречал ее прямо у института, на глазах у таких же бледных сокурсниц. Все они были одеты вычурно, в какие-то балахоны странных фасонов, в очках с огромными оправами, с крашеными в невероятные цвета волосами, но именно от этого их желания выделиться, они сливались в одну общую массу из тканей и аксессуаров. Как сливались в единую массу бизнесмены в идеальных, будто литых костюмах. Лаура была другой. Она была полнокровная, будто пышущая энергией, и даже одетая в темные джинсы со свитером притягивала к себе внимание.