Мистер Плорниш, повидимому, не знал, что сказать по поводу этого обстоятельства, и не сказал ничего. Так как ему и в действительности не было никакой причины интересоваться этим обстоятельством, то Артур Кленнэм перешел к непосредственной цели своего посещения: сделать Плорниша орудием освобождения Типа, пощадив насколько возможно самолюбие и достоинство молодого человека, предполагая, что у него сохранились хоть остатки этих качеств, что, впрочем, было весьма сомнительно. Плорниш, знавший об этом деле от самого ответчика, сообщил Кленнэму, что истец — барышник и что десяти шиллингов за фунт будет за глаза довольно, а платить больше — значит бросать деньги попусту. Итак, мистер Кленнэм со своим помощником отправились на конный двор в верхнем Хольборне, где в то время происходил оживленный торг: продавался великолепнейший серый мерин, стоивший самое меньшее семьдесят пять гиней (не принимая в расчет стоимость овса, которым его подкармливали, чтобы придать ему красивый вид); а уступали его за двадцать пять фунтов, потому что капитан Бербери из Челтенхема, ездивший на нем в последний раз, не умел справиться с такой лошадью и только с досады настаивал на продаже за эту ничтожную сумму, то есть в сущности отдавал коня даром. Оставив своего спутника на улице, Плорниш отправился на конный двор один и нашел здесь господина в узких драповых брюках, довольно поношенной шляпе, с крючковатой палкой и синим носовым платком (капитан Мэрун из Глостершира, приятель капитана Бербери). Господин любезно сообщил ему все вышеизложенные подробности насчет великолепнейшего серого мерина. Он же оказался кредитором Типа, но заявил, что мистер Плорниш может обратиться к его поверенному, и наотрез отказался говорить с мистером Плорнишем об этом деле или даже выносить его присутствие на конном дворе, пока мистер Плорниш не принесет билет в двадцать фунтов: тогда видно будет, что у него серьезные намерения, стало быть и разговор другой пойдет.
После этого мистер Плорниш отправился к своему спутнику и тотчас вернулся с требуемыми верительными грамотами.
Тогда капитан Мэрун сказал.
— Ладно, когда же вы намерены внести остальные двадцать фунтов? Ладно, я дам вам месяц сроку. — Когда же это предложение не было принято, капитан Мерун сказал: — Ладно, я вам скажу, как мы сделаем. Вы дадите мне вексель на четыре месяца на какой-нибудь банк. — Когда и это предложение было отклонено, капитан Мэрун сказал: — Ладно, коли так! Вот мое последнее слово давайте еще десять фунтов — и будем в расчете. — Когда же и это предложение было отклонено, капитан Мэрун сказал: — Ладно, я вам скажу решительно и окончательно: он меня надул, но я, так и быть, выпущу его, если вы прибавите пять фунтов и бутылку вина. Согласны — так кончайте дело, нет — так убирайтесь! — И наконец, когда и это предложение было отклонено, капитан Мэрун сказал: — Ну, коли так, по рукам! — Затем выдал расписку в получении долга полностью и освободил узника.
— Мистер Плорниш, — сказал Кленнэм, — я надеюсь, что вы сохраните мою тайну. Если вы возьметесь сообщить этому молодому человеку, что он освобожден, но что вы не имеете права назвать имя его освободителя, то окажете этим большую услугу не только мне, но и ему самому и его сестре.
— Последнего совершенно достаточно, сэр, — сказал Плорниш. — Ваше желание будет исполнено.
— Вы можете, если угодно, сказать, что за него заплатил друг. Друг, который надеется, что он хорошо использует свою свободу, если не ради себя самого, то хоть ради сестры.
— Ваше желание, сэр, будет исполнено.
— И если вы, будучи хорошо знакомы с положением семьи, станете откровенно указывать мне, когда, по вашему мнению, я могу оказать услугу Крошке Доррит, то я буду вам очень обязан.
— Не говорите этого, сэр, — возразил Плорниш, — это будет для меня истинное удовольствие и истинное удовольствие и… — Не зная, чем заключить свою фразу, мистер Плорниш после двукратных усилий благоразумно оборвал ее. Затем он получил от Кленнэма карточку и соответственное денежное вознаграждение.