Крошка Доррит. Книга 1. Бедность

— Вы не знаете его, — продолжала она, — вы не знаете, какой он в действительности. Вы не можете знать этого, потому что увидели его сразу таким, каков он теперь, тогда как я видела его с самого начала! Вы были так добры к нам, так деликатны и поистине добры, что ваше мнение о нем мне дороже мнения всех других, и мне слишком тяжело думать, — воскликнула Крошка Доррит, закрывая глаза руками, чтобы скрыть слезы, — мне слишком тяжело думать, что вы, именно вы, видите его только в минуты его унижения!

— Прошу вас, — сказал Кленнэм, — не огорчайтесь так. Пожалуйста, пожалуйста, Крошка Доррит! Я вполне понимаю вас!

— Благодарю вас, сэр, благодарю вас! Я ни за что не хотела говорить этого; я думала об этом дни и ночи, но когда я узнала, что вы собираетесь навестить отца, то решилась сказать вам. Не потому, чтобы я стыдилась его, — она быстро отерла слезы, — а потому, что я знаю его лучше, чем кто бы то ни было, и люблю его и горжусь им.

Сняв с души это бремя, Крошка Доррит заторопилась уходить. Заметив, что Мэгги совершенно проснулась и пожирает глазами фрукты и пирожное, Кленнэм налил ей стакан вина, которое она выпила, громко причмокивая, останавливаясь после каждого глотка, хватаясь за горло и приговаривая: «О, как вкусно, точно в госпитале!», причем глаза ее, казалось, готовы были выскочить от удовольствия. Когда она допила вино, он заставил ее уложить в корзинку (она никогда не разлучалась с корзинкой) всё, что было съестного на столе, советуя обратить особое внимание на то, чтобы не оставить ни крошки. Удовольствие ее маленькой мамы при виде удовольствия Мэгги было наилучшим заключением предыдущего разговора, какое только было возможно при данных обстоятельствах.

— Но ведь ворота давно заперты, — сказал Кленнэм, внезапно вспомнив об этом обстоятельстве. — Куда же вы пойдете?

— Я пойду к Мэгги, — отвечала Крошка Доррит. — Не беспокойтесь обо мне, мне будет у нее хорошо.

— Я провожу вас, — сказал Кленнэм. — Я не могу отпустить вас одних.

— Нет, мы дойдем одни; пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Крошка Доррит.

Она говорила так серьезно, что Кленнэм счел неделикатным настаивать, хорошо понимая, что квартира Мэгги должна представлять собою нечто невообразимое.

— Идем, Мэгги, — весело сказала Крошка Доррит, — мы доберемся благополучно, мы знаем дорогу, Мэгги!

— Да, да, маленькая мама, мы знаем дорогу, — прокудахтала Мэгги.

Затем они ушли. Крошка Доррит повернулась в дверях и сказала: «Да благословит вас бог!».

Она сказала эти слова едва слышно, но, кто знает, быть может они прозвучали на небе громче, чем целый соборный хор.

Артур Кленнэм дал им повернуть за угол и последовал за ними на некотором расстоянии. Он не хотел еще раз вторгаться в жилище Крошки Доррит, ему хотелось только удостовериться, что она благополучно доберется до знакомого квартала. Она была так миниатюрна и хрупка, казалась такой беспомощной и беззащитной, что ему, привыкшему смотреть на нее как на ребенка, хотелось взять ее на руки и отнести домой.

Они добрались наконец до той улицы, где находилась Маршальси, пошли потише и свернули в переулок. Он остановился, чувствуя, что не имеет права идти за ними, и неохотно пошел назад. Но он и не подозревал, что они рискуют остаться на улице до утра, и только долгое время спустя узнал об этом.

Остановившись подле жалкой, темной лачуги, где жила Мэгги, Крошка Доррит сказала:

— Здесь у тебя хорошая квартира, Мэгги, не будем же поднимать шума. Постучим два раза, но не очень сильно, а если нам не отворят, придется подождать утра на улице.

Крошка Доррит осторожно постучалась и прислушалась. Всё было тихо.

— Мэгги, ничего не поделаешь, милочка, нужно потерпеть и подождать до утра.

Ночь была холодная, темная, с порывистым ветром. Они вернулись на большую улицу и услышали, как часы пробили половину второго.

— Через пять с половиной часов нам можно будет попасть домой, — сказала Крошка Доррит.

Упомянув о доме, естественно было отправиться посмотреть на него. Они подошли к запертым воротам и заглянули в щелку.

— Надеюсь, что он крепко спит, — сказала Крошка Доррит, целуя решетку, — и не скучает по мне.

Ворота были так хорошо знакомы им и выглядели так дружелюбно, что они поставили корзинку Мэгги в углу, уселись на ней и, прижавшись друг к другу, просидели тут несколько времени. Пока улица была пуста и безмолвна, Крошка Доррит не боялась; но, услышав шаги или заметив тень, скользившую в тусклом свете уличных фонарей, она вздрагивала и шептала: «Мэгги, кто-то идет. Уйдем отсюда». Мэгги просыпалась в более или менее сердитом настроении, они отходили от ворот и, пройдя немного, возвращались обратно.

Пока съестное было новинкой и развлекало Мэгги, она вела себя сносно. Но потом стала ворчать на холод, дрожать и хныкать.

— Ночь скоро пройдет, милочка, — успокаивала ее Крошка Доррит.

— О, вам-то ничего, маленькая мама, — говорила Мэгги, — а ведь мне только десять лет!