Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе

– Браните же меня! – воскликнул Панкс. – Браните меня, сэр, или я за себя не ручаюсь! Назовите меня дураком, мерзавцем! Скажите: осел! где была твоя голова? Скотина! куда тебя понесло? Не стесняйтесь со мною. Обругайте меня как следует! – Произнося эти слова, мистер Панкс самым жестоким и беспощадным образом рвал на себе волосы.

– Если бы вы не поддались этой злосчастной мании, Панкс, – сказал Кленнэм больше с состраданием, нежели с сердцем, – было бы гораздо лучше для вас и гораздо лучше для меня.

– Еще, сэр! – вскричал Панкс, скрежеща зубами в запоздалом раскаянии. – Так, так, еще!

– Если бы вы не занялись этими проклятыми расчетами и не подсчитали все с такой устрашающей точностью, – простонал Кленнэм, – было бы гораздо лучше для вас, Панкс, и гораздо лучше для меня.

– Еще, сэр! – воскликнул Панкс, отпустив свою шевелюру. – Еще, еще!

Но Кленнэм, видя, что отчаяние Панкса понемногу ослабевает, решил этим ограничиться и только добавил, крепко пожав ему руку:

– Слепец вел слепца, Панкс! Слепец вел слепца! Но Дойс, Дойс, Дойс, бедный мой компаньон! – И он снова упал головой на конторку.

Панкс, как прежде, последовал его примеру и, как прежде, первым прервал затянувшуюся паузу:

– Я ни на минуту не прилег, сэр, с тех пор как услышал об этом. Весь город избегал в надежде хоть что-нибудь вытащить из огня. Где там! Все пропало! Все пошло прахом!

– Знаю, – отвечал Кленнэм. – Слишком хорошо знаю.

Новая пауза была заполнена стоном мистера Панкса, шедшим, казалось, из самых глубин его существа.

– И ведь как раз вчера, Панкс, – сказал Артур, – как раз вчера, в понедельник, я твердо решился продать всё и развязаться с этим делом.

– О себе я этого сказать не могу, сэр, – отвечал Панкс. – Но удивительно, от скольких людей я уже слышал, что они собирались продать вчера – не сегодня, не завтра и ни в другой любой из трехсот шестидесяти пяти дней, а именно вчера.

Его сопенье и фырканье, всегда производившие комический эффект, на этот раз звучали трагически, как рыдания, и весь он, грязный, растерзанный, замызганный с головы до ног, мог сойти за живое воплощение Горя, если бы только грязь позволила разглядеть его черты.

– Мистер Кленнэм, вы вложили в эти акции… всё? – Нелегко было ему переступить через это многоточие и еще трудней – произнести последнее слово.

– Всё.

Мистер Панкс снова вцепился в свою проволочную шевелюру и так рванул, что клочья волос остались у него в руках. Он посмотрел на них с остервенением и сунул в карман.

– Я знаю, как мне быть, – сказал Кленнэм, смахнув две-три слезинки, катившиеся по его лицу, – и начну действовать сегодня же. Те ничтожные меры, которые в моих силах принять, должны быть безотлагательно приняты. Я должен спасти доброе имя моего несчастного компаньона. Себе я не оставлю ничего. Я передам нашим кредиторам полномочия, которыми так злоупотребил, и буду работать до конца своих дней, чтобы хотя отчасти возместить ущерб, причиненный моей ошибкой – или моим преступлением.

– Неужели нет никакой возможности выкрутиться, сэр?

– Никакой решительно. Где уж тут выкручиваться, Панкс! Чем скорей дело перейдет в другие руки, тем лучше. На этой неделе настают сроки некоторых платежей, и катастрофа все равно разразится, даже если я оттяну ее до тех пор, скрыв от других то, что известно мне самому. Я обдумывал свое решение всю ночь; теперь остается только исполнить его.

– Но вы не можете все сделать сами, – сказал Панкс, весь взмокший, словно пары, которые он выпускал, тут же сгущались и превращались в влагу. – Посоветуйтесь с юристом.

– В этом вы, пожалуй, правы.

– Посоветуйтесь с Рэггом.

– Ну что ж, дело тут нехитрое. Он справится не хуже любого.

– Хотите, я за ним сбегаю, мистер Кленнэм?

– Если вас не затруднит, буду вам очень признателен.

Мистер Панкс схватил свою шляпу и на всех парах отбыл по направлению к Пентонвиллу. За время его отсутствия Артур ни разу не поднял головы и не переменил позы.

Мистер Панкс воротился в сопровождении своего друга и поверенного, мистера Рэгга. Дорогою мистер Рэгг имел немало случаев убедиться, что мистер Панкс пребывает в сильном душевном смятении, а потому деловой разговор он начал с того, что предложил последнему убраться вон. Мистер Панкс, обмякший, подавленный, безропотно повиновался.

– Он мне напоминает мою дочь, сэр, в ту пору, когда мы с ней начинали дело Рэгг против Боукинса о нарушении обещания жениться, – сказал мистер Рэгг. – Все это чересчур его волнует, сэр. Он находится в расстроенных чувствах. В нашей профессии, сэр, расстроенные чувства ни к чему. – Стягивая перчатки и кладя их в шляпу, мистер Рэгг мельком глянул на своего клиента, и от него не укрылась происшедшая в последнем перемена.

– С огорчением замечаю, сэр, – сказал он, – что вы также находитесь в расстроенных чувствах. Напрасно, напрасно, этого нельзя допускать. Случившееся весьма прискорбно, сэр, но мы не должны склонять голову под ударами судьбы.

– Если бы речь шла только о моих деньгах, мистер Рэгг, – сказал Кленнэм, – я беспокоился бы гораздо меньше.