Крошка Цахес, по прозванью Циннобер

Моис Терпин был прав. Кандида обнаруживала решительную склонность к крошке, и если кто-нибудь, не подвергавшийся странному влиянию чар его, намекал на его ужасную уродливость, она заговаривала тотчас о прелестях волос, которыми одарила его природа.

Но никто не улыбался в этом случае так зло, как референдариус Пульхер. Он везде следил Циннобера вместе с тайным секретарем Адрианом, тем самым молодым человеком, которого чары уродца чуть не вытеснили из канцелярии министра и который вошел опять в милость князя, доставив ему чудеснейший шарик для вывода пятен.

Тайный специаль-рат Циннобер жил в прекрасном доме, с еще прекраснейшим садом, посредине которого была лужайка, окруженная со всех сторон густой зеленью и усаженная роскошнейшими розанами. Заметили, что каждый девятый день, только что рассветет, Циннобер вставал тихохонько, одевался, несмотря на все трудности, без камердинера, сходил в сад и исчезал в кустах, окружавших лужайку.

Пульхер и Адриан, предчувствуя тут что-нибудь необыкновенное, перебрались в одну из ночей на девятый день через стену в сад Циннобера и спрятались в кустах.

Только что стало светать, малютка появился, кашляя и чихая, потому что верхушки растений, покрытые росой, беспрестанно щелкали его по носу.

Когда он подошел к розовым кустам, какие-то сладостные звуки повеяли из зелени и воздух наполнился ароматом роз. Прекрасная женщина, закрытая покрывалом, с крылышками на плечах, спустилась на землю, села на красивый стулик, стоявший посреди роз, и сказав: «Поди, поди сюда, дитя мое!», посадила крошку Циинобера на свои колени и начала расчесывать его длинные волосы, рассыпавшиеся по спине, золотым гребнем. Казалось, что это очень нравилось малютке, потому что он моргал глазенками, протягивал ножонки и ворчал и мурлыкал, как кошка. Это продолжалось минут с пять; наконец чудная женщина провела пальцем по его темю, и Пульхер и Адриан заметили на голове Циннобера тоненькую огненную полоску.

— Ну, теперь прощай, дитя мое, — сказала незнакомка. — Будь же умен, умен, сколько можешь.

— Прощай, матушка! — воскликнул малютка. — Я и так умен, тебе не для чего повторять это так часто.

Женщина поднялась медленно и исчезла в воздухе.

Пульхер и Адриан стояли вне себя от изумления. Только когда Циннобер повернул, чтоб идти домой, Пульхер выскочил, восклицая:

— Доброго утра, г. тайный специаль-рат! Скажите, как прекрасно вас приглаживают.

Циннобер оглянулся и, увидав референдариуса, бросился бежать; но по слабости ножонок споткнулся и упал в густую высокую траву, которая сомкнулась над ним своими верхушками, а он лежал в ней как бы в росяной ванне. Пульхер подскочил и поднял его.

— Милостивый государь, как зашли вы в мой сад? Убирайтесь к чёрту! — прошипел малютка вместо благодарности и побежал в дом, спотыкаясь беспрестанно.

Пульхер написал Бальтазару об этом чудном приключении и обещал удвоить свой надзор за маленьким чудищем.

Циннобер был неутешен, слег в постель, охал и стонал так сильно, что слух о внезапной его болезни дошел тотчас до министра Мондшейна и до князя Варсануфиуса.

Князь Варсануфиус послал к нему тотчас своего лейб-медика.

— Любезнейший г. тайный специаль-рат, — сказал лейб-медик, пощупав пульс, — вы жертвуете собой государству. Вас сложили в постель чрезмерные труды; беспрестанное напряжение умственных сил — вина чрезвычайных страданий, которые должны теперь ощущать. Лицо ваше бледно, осунулось, а драгоценная голова горит ужаснейшим образом. Неужели воспаление мозга!.. Неужели забота о благе государства могла произвести такое зло?.. Не может быть… позвольте…

Лейб-медик, вероятно, заметил так же, как и Пульхер с Адрианом, огнистую полосу на темени Циннобера. Сделав несколько магнетических рукодействий издали, он хотел провести руками и над головой и как-то нечаянно коснулся до самого темени. Циннобер вскочил как исступленный и ударил своей костлявой ручонкой лейб-медика по щеке так сильно, что раздалось по всем комнатам.

— Что вам надобно? — кричал он, задыхаясь от ярости. — Какая вам нужда до головы моей? Я здоров, совершенно здоров и сейчас еду к министру на совещание. Убирайтесь к чёрту!

Испуганный врач бросился вон.

— Какая ревность к службе, — воскликнул князь Варсануфиус в восхищении, когда лейб-медик рассказал ему все случившееся. — Какое величие, какое благородство! Что за дивный человек этот Циннобер!

— Любезнейший тайный специаль-рат, — говорил министр Претекстатус фон-Мондшейн маленькому Цинноберу, — как хорошо, что вы приехали на совещание, несмотря на болезнь. Я сам, сам составил записку о чрезвычайно важном деле с кактакукским двором и прошу вас доложить ее князю. Ваше вдохновенное чтение возвысит еще более мое изложение, и после я объявлю себя ее автором.

Записка, которой хотел блеснуть Претекстатус, была составлена Адрианом.

Министр отправился с малюткой к князю. Циннобер вынул из кармана записку, данную ему министром, и начал читать; но так как это не шло, и он только мурчал и бормотал какой-то непонятный вздор, то министр взял у него бумагу и принялся читать сам.