— Все быстро выяснилось. И отец сильно рассердился. Поругался с мамой, а потом сделал мой клон и заставил его простоять в углу целый день. Он выглядел таким несчастным, а я себя чувствовал таким. Ходил мимо и просился сам стоять в углу, но отец не позволил.
— И это избавило тебя от криминальных наклонностей?
Майкл внимательно посмотрел на Джеки и пожал плечами.
Он почувствовал подступающее волнение. Ладони вспотели. Стоило ли ей сказать все прямо сейчас? Нет, позже. Сегодня их ждала короткая пробежка под дождем от межи до дома-шляпы. «Красный карлик» и длинная ночь. У них еще будет время для серьезного разговора.
***
С легким стоном Джеки опустилась ему на грудь и вытянулась. Волна наслаждения откатывалась, рождая истому, и он медленно обвил руками легкое тело. Ее кожа влажная, горячая, дыхание рывками торопилось догнать сердце. Майкл чувствовал, как оно бьется рядом с его грудной клеткой и между полукружий грудей. Они лежали так какое-то время. Майклу всегда нравилось молчание и неподвижность после секса. Нежная дрема, которая бродила под изнанкой век. Но Джеки надолго не хватало. Она поводила пальцем вокруг его соска, подняла голову, ткнулась губами в подбородок и стала смотреть с вопросительным ожиданием.
— Почему-то мне кажется, что тебя клонит в сон, Майкл.
— Ничего подобного. Я помню, у нас же большие планы.
И он напряг лоб, стараясь отобразить на лице бодрость и готовность действовать. Джеки завозила пальцами ног по его стопам.
— Перестань, Джек, ты царапаешься. Я совершенно не хочу спать, мы же собирались трахаться всю ночь, а она только наступает.
— Значит, нужно занять время.
— Будем пить, есть и…? — Майкл вопросительно поднял брови.
Джеки вздохнула, съехала с его тела, оставляя только коленку на ноге.
— Веселиться. Загрузим урок танцев.
— Не сегодня. С меня хватило пляски на облаках. Давай что-нибудь малоподвижное. Можно посмотреть реконструкцию какого-нибудь переломного исторического момента.
— Ты невыносим, Стэнли. Переломные исторические моменты убивают секс и веселье.
Будто в приступе глубочайшего раскаяния Майкл закрыл ладонью лицо.
— Ты знаешь лучше — ты и выбирай, чем заняться.
Последний раз выбор Майкла был ужасным, хорошо, что он пережил его в одиночестве, не потащив никого в ту историческую реконструкцию, и особенно Джеки. Хронология того, как тысячи людей сожгли себя заживо напалмом в деловом небоскребе. Самое жуткое — это был их собственный выбор. А Майкл хотел понять, почувствовать, что ими двигало, почему вдруг жизнь перестала быть ценной. Так и не понял. Но перед ужасной смертью эти люди оставались собранными, сосредоточенными и непреклонными. Как армия, сомкнувшая ряды и двигающаяся на врага. Массовое самоубийство. Одно из вереницы подобных, поставивших на колени великую империю тысячелетней давности.
Обширное государство обладало разветвленным и гибким политическим устройством. Несколько парламентов, варианты конституций на местах, великие ценности, обеспеченное и стабильное существование. Далеко ушли от изолированных бедствующих ран, до выбора которых никому не было дела. Уровень жизни внутри империи достиг своего апогея, и… в какой-то момент некуда стало двигаться.
Стагнация процветания. Сначала падала ценность образования для тех, кто не стремился во власть. Потом недоучившееся, сытое поколение вырастило своих детей, которым было скучновато существовать, когда все объяснят, и покажут, и своевременно запустят аттракцион. Это поколение сменило еще более апатичное, полностью потерявшее вектор приложения сил. И скоро разрыв между образованной властью и народом стал слишком велик, смысл развития был окончательно утрачен, а ценности размылись в двойных стандартах разделенного общества.
Вот тогда-то в очередной раз вернулась религия. Она во все времена умела открывать проходы даже в самых глухих тупиках. Но не та религия, где духовный путь сложен, отягощен таинствами, символами и текстами, в которых нет очевидного, прозрачного смысла. Нет, вернулась религия простоты и доступности: понятные ценности и правила поведения, дающие гарантированной смысл существования и воздаяние на небесах. Такая вера всегда дает всходы в дремучих душах. И она собрала урожай адептов. Активных и миссионерски настроенных. Веками и тысячелетиями все повторяется на планете Земля.
Религиозное движение вызвало конфронтацию в обществе, но конфронтацию совершенно нового типа. Массовые самоубийства, остановить которые власть была не в состоянии. В двадцать третьем веке тотального контроля, где выстрел из любого ствола мог быть отменен нажатием полицейской кнопки, прямое гражданское насилие стало невозможным. И неприемлемым, осуждаемым в обществе. А вот насилие над собой никто не мог запретить, объявить преступлением. Право на свободу выбора, закрепленное конституцией. И люди гибли на добровольной основе.