Кросс по грозовым тучам

Самоубийство стало чумой двадцать четвертого века, в какой-то момент охватившей все слои населения империи. Одни не видели смысла в существовании, другие боролись против тех, кто уничтожал их культуру и религию, третьи против тех, кто погряз во грехе. Все переплелось: причины становились следствиями, следствия причинами. В этой новой гражданской войне самоубийцами были и атеисты, и верующие, и политики, и домохозяйки.

Сто пятьдесят лет самогеноцида. Регулярных одиночных и групповых самосожжений, самоотравлений, самоповешений, которые вполовину сократили двухмиллиардное население политического доминанта планеты Земля. Такого не было ни в одну гражданскую или религиозную войну древности. Там — побеждал сильнейший и приходил конец войне. Но как наступит конец, если сильнейшего нет? Ни один из демократических парламентов ничего так и не смог сделать с новой формой геноцида. Пока ценности общества не подверглись полной реформации.

Пять дней назад Майкл погрузился в реконструкцию гибели пяти сотен человек в деловом центре «Сигма». И почувствовал нечто общее между ними и собой. Отрешенность. Собранность. Целеустремленность. Он и сам мог оказаться среди них, живя в двадцать третьем веке. Это его испугало даже больше, чем страшная смерть, крики боли, пронизанные страхом и сожалением. Он совсем не хотел быть похожим на них. Он мечтал о другом. О жизни.

Джеки села, подтянула под себя ноги и в задумчивости посмотрела вверх.

— Я выбираю, я выбираю…

— Я знаю, что ты выбираешь какую-нибудь романтическую комедию про любовь марсианина к землянке.

— И вовсе нет, — она назидательно подняла палец и покачала им. — Я выберу совсем другое.

— И что же?

Она внезапно бросилась на Майкла и кровожадно вцепилась зубами в плечо. От неожиданности он пытался дернуться в сторону, но зубы и низкое рычание Джеки удержали его на месте.

— Боже, Джеки, неужели зоопарк или охота в джунглях?!

Она перестала изображать дикую обезьяну и уселась ему на бедра. Приглушенный оранжевый свет делал ее фигуру похожей на хрупкую терракотовую статуэтку.

— Мы будем смотреть кровавый триллер.

— Что, сильно кровавый?

— Да, мне его посоветовала Сарьяна. По событиям реального расследования, между прочим.

— Кровавые разборки на заброшенной станции Дальних Пределов?

— Ну какой это триллер, Майкл? Просто боевик. Ты совершенно не разбираешься в кинематографе. Слушай, завязка такая: спецслужбы находят дом, в котором живут люди. Обычные такие люди, обычно живут, если не считать, что весь дом залит кровью, будто кого-то распилили.

— Чьей?

— Их собственной, из жизненно важных органов.

— Они что, ее синтезировали и залили весь дом?

— Кровь определена как настоящая и принадлежащая людям. А они говорят, что просто хотят жить в доме, который подобен живому организму. Живут в крови и ничего не убирают.

— Психи?

— Может. А может — это не люди, а клоны убитых людей, со степенью неразличения тканей, превышающей кварковый спин. Что практически невозможно. А параллельно из памяти из искина ЦКЗ пропали блоки научных исследований, связанных с аутентификацией клонов, и объявляется странная личность из соцданов.

— Хорошо, давай посмотрим, — согласился Майкл. — Тем более, под вино «Красный карлик» лучше всего подходят истории страшных загадок.

— Не думаю. Красный карлик — это холодная звезда, что в ней загадочного? Кстати, сходишь за ним, Майкл, а я пока запущу фильм.

Он сполз с кровати, встал босыми ногами на теплый шершавый пол и направился в кухню.

— Майкл! — печально окликнула Джеки. — Ты думаешь, через неделю мы уже улетим?

Он резко обернулся и внимательно посмотрел на нее, нагую, сидящую на разобранной круглой кровати. С темным настороженным взглядом. Майкл сразу ощутил сомнения и нежелание здесь и сейчас говорить об этом, но все же произнес:

— Да, Джек, через неделю все будет готово, и дольше тянуть нельзя.

— Что ж, тогда я начинаю подбирать фильмы. Триллеры и романтические комедии. Чтобы хватило на сотню лет.

Она рассмеялась и накинула на ноги край одеяла. Майкл не стал ничего говорить и повернулся в сторону кухни.

Джеки профессионально занималась минералами, много работала с ими. Но не использовала для оформления своей квартиры. Казалось, жила в керамической шкатулке, — иначе это было не назвать. Пол и стены будто из окаменевшей светлой глины. Шкафы, столы, стулья, и даже кровать походили на нежный фарфор, расписанный и покрытый прозрачной глазурью. Память далеких предков и знакомство с чайными сервизами заставляли Майкла тревожиться каждый раз, когда он брался за расписную ручку тончайшей двери. Хотя она никак не могла расколоться и тем более разбиться. Только звенела на высокой хрупкой ноте.