- Конечно. Только по благословению архиерея. Это очень серьезная процедура. И опасная. На всю страну хороших специалистов, может, с десяток наберется. Обычно это или монахи-девственники, или очень опытные иереи. Я знаю только двоих, да и то не лично. Один в Витебске живет, отец Антоний, к нему одна моя прихожанка дочку возила. Еще один где-то на юге, то ли в Пятигорске, то ли в Минводах. Есть, конечно, такие, кто и без благословения пытается, но результат обычно нулевой. А то и сами плохо кончают.
Когда мы добрались до церкви, солнце уже садилось. Его лучи играли на позолоченной луковице главки, которая стояла у ворот – ее только еще предстояло установить. Церковь окончательно не достроили, и внутри, и снаружи вели отделку, но престол уже освятили и службы шли.
Поговорив со сторожем, Димка открыл двери храма. Мы зашли вовнутрь, и он скрылся в алтаре, а я подтащила к аналою с праздничной иконой складной стол и постелила перед ним коврик.
Стены храма были еще не расписаны, клиросы – в лесах, пол – голый цемент. Гулкое эхо постоянно раздражало певчих. Тем не менее прихожан становилось все больше и больше: Димку приняли и полюбили. Сердобольные прихожанки очень его жалеют, а уж Лизка с Лешкой и вовсе всеобщие любимцы.
Димка вышел из алтаря в епитрахили поверх повседневной рясы, вынес требник, распятие и свечи.
- По-хорошему, - сказал он, раскладывая все принесенное на столике, - для начала надо бы нас с тобой отчитывать. Возможно, это нас бесы крутят. Но предположим, что все-таки нет. Поскольку настоящую отчитку делать я не могу, отслужим молебен с акафистом священномученику Киприану и с его же особой молитвой. Только учти, это очень долго. Ты вообще-то про Киприана знаешь что-нибудь?
- Только имя, - созналась я. – И что ему молятся в паре с мученицей Иустиной.
- Киприан был колдун. По слухам даже душу дьяволу продал. Как-то раз к нему пришел некий молодой человек по имени Аглаид, которому понравилась девушка Иустина. Она была христианка, девственница и на все Аглаидовы поползновения отвечала категорическим отказом. Парень сходил с ума и решил прибегнуть к колдовству. Киприан наслал на Иустину блудных бесов, чтобы та сама прибежала к Аглаиду. Но она стала усиленно молиться, и бесы вернулись к Киприану с жалобой, что против поста, креста и молитвы они бессильны. Тогда Киприан уверовал, крестился и даже стал священником. И Аглаид тоже стал христианином. А потом Киприану и Иустине отрубили головы. Им молятся о защите от чародейства.
- Понятно. А мне что делать? – спросила я, снимая кроссовки и становясь босиком на край коврика. Вообще-то я чувствовала себя крайне неуютно, потому что никогда еще не была в церкви в таком виде: в джинсах и с непокрытой головой.
- Как что? Свечи зажигать, читать за чтеца, петь. Ну, с Божьей помощью!
Димка поставил кроссовки на покрытый полотенцем столик, открыл требник и начал читать. Я стояла с зажженной свечой, там, где надо, вступала, пела «за лик» – то есть за хор. Время шло, ничего не происходило, кроссовки молчали.
Когда я только начинала ходить в церковь, службы казались мне бесконечными. Но потом я узнала, что за чем идет и что обозначает, и теперь только ноги напоминают, что служба – это не только радость, но и труд. Но отчитка, пусть даже и не совсем настоящая – это было для меня чем-то новым и совершенно незнакомым. Часы на руке я не ношу, мобильник лежал в сумке, и я уже думала, что мы останемся здесь до утра. Но Димка как-то совершенно неожиданно прочитал отпуст и дал мне поцеловать распятие.
- Все? – глупо спросила я.
- Все, - усталым голосом подтвердил Димка.
Я надела кроссовки, вышла и села на лавочку, дожидаясь, когда он все приберет и закроет храм. Набежали тучи, подул холодный ветер. Я зябко поежилась и обхватила себя руками, жалея, что не взяла кофту.
- Катя, - тихонько позвали кроссовки.
- Что? – я чувствовала себя разбитой, если не сказать выпотрошенной, разговаривать не хотелось. Все равно ведь ничего не вышло.
- Кать, я, кажется, начинаю что-то вспоминать.
- И что же именно? – спросил подошедший Димка, усаживаясь рядом со мной.
- Я действительно был… или была? Ладно, пусть был. Так вот, я действительно был человеком. Наверно, все-таки мужчиной. Во всяком случае мне было приятно, когда Катя меня поцеловала.
- Это еще не показатель, - возразила я.
- Катерина! – возмутился Димка, не выносящий однополую тематику .
- Я помню, что меня усыпили. Но вот кто? И где? Это было вино, и что-то такое в вине, с горьковатым привкусом. Я уснул. И проснулся уже… Да, в коробке. Было темно и тесно, и я не чувствовал рук и ног. И подумал, что меня похоронили заживо. А потом… Нет, этого не описать, - кроссовки очень по-человечески всхлипнули. – Когда я понял, что я кроссовки… И ты надела меня на ноги… - они снова издали полувздох-полувсхип.
- Значит, вы точно не помните, мужчина вы или женщина, - уточнил Димка. – Может, что-то еще? Возраст, занятие, адрес?