Кроссворд для Слепого

— Назови свою цену за работу, Глеб.

— Пока я сделать этого не могу.

— Почему?

— Боюсь продешевить. Я не знаю, зачем он едет, с кем встречается, но главное, Федор Филиппович, мне придется действовать в экстремальных условиях.

— Почему?

— Витебск — город небольшой. Народа во время фестиваля набьется выше крыши.

— Затеряться среди приезжих — дело плевое.

— Вы, наверное, плохо читали программу фестиваля, — и Сиверов подал генералу папочку с аккуратно заправленными в пластик бумажными страницами.

Теперь и до Потапчука дошло, какую подставу ему учинил замдиректора ФСБ. В программе значилось, что в один из дней фестиваля на сцене появятся сразу три президента: России, Украины и Беларуси.

— Вы представьте себе, — Глеб придавил пепельницей программу, — три президента — три службы охраны, тройные меры предосторожности. На курок, как говорите, вы, я нажать смогу, и Омар будет мертв. Но после этого начнется что-то невообразимое: амфитеатр на пять тысяч мест, начнется стрельба — люди затопчут друг друга. Я, конечно, умею многое, но в службу охраны глав государств набирают не последних идиотов. И конечно же, Федор Филиппович, день, когда президенты встречаются, никому не известен заранее. Одни меры предосторожности порождают другие, а в результате может сорваться хорошо задуманная операция.

— Я постараюсь разузнать точное число встречи, — неуверенно проговорил генерал.

— И не пытайтесь. Информации вы не получите. Хорошо. Я берусь устранить Омара, — полуприкрыв глаза, проговорил Глеб.

— Что тебе для этого нужно?

— Полчаса тишины.

Генерал Потапчук сидел, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть Сиверова. Тот молча курил, выпускал колечки дыма, пытался нанизать их на сигарету, иногда просто любовался их извивами.

Когда долго чего-то ожидаешь, поневоле начинаешь прислушиваться к собственному организму, а если лет тебе порядочно — что-нибудь да обнаружишь. Сперва Потапчук ощущал свое сердце, билось оно сносно, но не так часто, как в молодые годы. И потихоньку генерал стал забывать о нем, зато стала ныть рана, полученная три года тому назад. Генерал вообще поражался, как тогда он остался жив. Если бы не упал головой в снег — лежать бы ему сейчас на кладбище или, что хуже, в больничной кровати, пребывая в состоянии овоща. Обнаружили его лишь через полчаса после остановки сердца. И если бы не свалившаяся шапка, не двадцатиградусный мороз, не снег, охладивший мозг и сохранивший его от омертвения…

Потапчук поежился, представив себе леденящую душу картину: больничная палата, резкий запах мочи, плачущая жена…

И тут он почувствовал, что ноет зуб, давно залеченный и прикрытый коронкой. Боль была сперва слабой, еле ощутимой, но коварной, нараставшей, подступавшей толчками. Потапчук недовольно поморщился.

— Вы расстроены тем, что я так долго думаю? — спросил Глеб, мыслями вновь возвращаясь в мастерскую.

— Нет, Глеб Петрович, ты тут ни при чем. Зуб побаливает.

Сиверов пропустил ответ мимо ушей:

— Мне нужны… — Глеб глубоко вздохнул, чтобы выпалить все на одном дыхании.

Потапчук торопливо схватил бумагу и ручку. На память, подпорченную прожитыми годами, он не надеялся.

— …две хорошие бельгийские снайперские винтовки, их заранее спрячут в указанных мной местах. Ослепляющая граната, лучше три штуки. Магнитная мина, эквивалентная килограмму тротила, с электронным управлением. Автомобиль представительского класса с затемненными стеклами и московскими номерами, лучше всего шестисотый «мерседес», — гарантировать, что он вернется целым, я, естественно, не могу; униформа водителя…

Потапчук на глаз попытался определить размер, который носит Сиверов, но тот его опередил:

— Униформа должна быть сшита на двухметрового верзилу. Ботинки — сорок шестого размера, при ходьбе они не должны издавать ни звука.

Потапчук автоматически записал и это.

— С гостиницей во время фестиваля, как понимаю, будет напряженка. Но мне нужны: один номер в гостинице «Эридан», где поселится Омар, еще один номер в самой большой гостинице города и хороший номер в каком-нибудь пригородном доме отдыха или на туристической базе, в мотеле, не дальше двадцати километров от Витебска.

— Что еще?

— Еще мне нужна боевая машина пехоты с полным боекомплектом и замаскированное укрытие для нее на минском выезде из города.

Не дописав до конца, Потапчук вскинул голову и уставился на Сиверова.

— Это серьезно?

— Настолько же, как и униформа для двухметрового верзилы, — рассмеялся Глеб. — Уже и пошутить нельзя. Вы слишком мне доверяете, Федор Филиппович. Вычеркивайте боевую машину пехоты.

— И униформу? — спросил Федор Филиппович, любивший во всем порядок.

— Нет, униформу оставьте. И ботинки тоже.

— На хрена они тебе сдались?

— О том, что я существую в вашем ведомстве, некоторые знают. И если вы закажете униформу и ботинки, то нетрудно будет понять, что они предназначены для меня. Пусть думают, будто я два метра ростом и ношу сорок шестой размер.

— Глеб, я и не подозревал, что ты так осторожен. Как ты решил его убрать? — сложив бумагу пополам и засунув во внутренний карман пиджака, спросил Потапчук.