Кроссворд для Слепого

— Мне нечего сказать, — выдавил он из себя. И тут мужчина бросился на него, повалил вместе с креслом на пол, прижал коленом горло, а пистолет воткнул прямо в глаз, сбросив на пол очки.

— Значит, так: ты убил мою подругу, отравил ее! Как ты это сделал? Если расскажешь, я тебя не пристрелю!

— Какую подругу? — выдыхал, выкрикивал сдавленным голосом коллекционер.

— Софью Куприну. Софочку, мою Софочку… Быстро, быстро говори, как ты это сделал?

— Я оставил таблетку, я положил в ее аспирин… меня тогда в городе не было…

— Зачем ты это сделал? Я ее любил…

— Она знала… знала о картине, вот об этой картине. Хочешь, забери ее, она стоит десять миллионов, как минимум… Десять миллионов долларов, слышишь? Они будут твои, только не убивай! — Чернявский чувствовал, как ствол пистолета уперся в скулу, как этот ствол дрожит. И Чернявский понял, вернее, почувствовал, что незнакомый мужчина именно сейчас готов нажать на курок.

— Эта картина стоит десять лимонов? Софья о ней знала?

— Да! Да! Когда придурок Серж привез в галерею этот холст и попросил, чтобы я дал ему документы на вывоз, я показал картину Софье.

— Зачем ты ей показал? — шипел Глеб. — Зачем ты, сволочь, втянул в это дело, ведь я ее так любил?

— Ты ее любил? Извини…

— Ты ее трахал? Трахал? — кричал Глеб, пытаясь всунуть ствол пистолета в рот.

— Да, один раз.

— Она была хороша в постели, она тебя ласкала?

— Да… То есть, нет… получилось само собой…

— Ты к ней приехал специально? Ты знал о таблетках?

— Нет, я ничего не знал, она сама рассказала, что пьет аспирин, чтобы кровь не загустевала…

— Что-что?

— Ну, я не знаю, — Чернявский не пытался дергаться. Он был до такой степени напуган, раздавлен, что был уверен: перестань он говорить, в тот же момент может громыхнуть выстрел, пуля размозжит голову.

— Быстро говори, кто убил Макса Фурье и Максимова?

— Макса Фурье убил Проханов… Слышите меня? Не убивайте… Проханов его застрелил.

— Какой Проханов?

— Капитан спецназа, капитан в отставке. Он бар держит за мои бабки… я могу дать деньги, много денег, у меня есть деньги…

— Деньги, говоришь? Ты урод! Ты хоть это понимаешь, что ты конченый урод? Где сейчас Проханов? Называй телефон, адрес, быстро! Я у него сам спрошу. Это не он убил, это ты, гнусный садист!

— Нет, нет, это не я! Я француза не убивал, это все Проханов, это все он. Он картину принес, я его не просил их убивать, я сказал картину забрать. Слышите? Только не стреляйте!

— Не стрелять, говоришь? Ну-ну, я, пожалуй, не буду стрелять, пусть тебя в тюрьму посадят, урода, там с тобой разберутся.

— У меня дети, жена…

Глеб снял с пояса наручники, подтащил Чернявского к трубе, защелкнул один браслет на запястье правой руки, а другую на трубе. Он быстро обыскал Чернявского, затем подошел к окну, отодвинул штору. В руках Глеба оказался диктофон, красная лампочка светилась. Глеб нажал клавишу, немного отмотал, послушал запись, прижимая диктофон к уху.

— Я надеюсь, ты от своих слов не откажешься. А если откажешься, тебе крышка, я тебя найду везде — в Америке, в Африке, на самом гнусном островке, я тебя найду даже на Северном полюсе и размозжу башку. Ты меня понял?

Из-за дивана Глеб вытянул спортивную сумку, из нее достал скотч — тяжелую, широкую бобину.

— Знаешь, как это называется?

— Скотч.

— Ты прав, это скотч. А то, что сейчас было, называется момент истины. Вот такие дела, — Глеб вытащил кассету, подошел и положил ее возле картины на пол. Затем залепил Олегу Петровичу рот, снял с трубы браслет, перебросил через нее цепочку, защелкнул браслет на левой руке галерейщика. — Вот так ты и будешь здесь сидеть. Я могу тебя оставить на неделю, и ты сдохнешь от голода. Вот такие дела. Я ухожу.

Глеб исчез в спальне. Потянуло сквозняком. Олег Петрович понял, что в спальне открыта дверь на балкон.

Глеб спустился по водосточной трубе ловко и быстро, а через пять минут он уже садился в свой серебристый «БМВ».

Набрал номер Потапчука:

— Федор Филиппович, подъезжай со своими людьми, только лично. Желательно побыстрее, квартира коллекционера Олега Петровича Чернявского, третий этаж, по адресу…

— …

— Он уже все рассказал.

— …

— Да, да, думаю, расскажет еще больше. Там, возле картины, лежит кассета, вы ее послушайте, но больше никому слушать не давайте.

— …

— Какая кассета? Да самая обыкновенная, от диктофона.

— …

— Завтра? Хорошо, давайте завтра, буду ждать.

***

Генерал ФСБ Федор Филиппович Потапчук, усталый, но с улыбкой на лице, появился ровно в девять, будто он был образцовым студеном и пришел на лекцию любимого преподавателя.

Глеб пожал руку генерала. Потапчук улыбался, поглядывая на Сиверова.

— Любишь кино смотреть?

— Я больше аудио люблю, а не видео.

— Это я понимаю, — генерал открыл портфель, в его руках оказалась бутылка коньяка. — Кофе будем пить с коньяком, если не возражаешь, если у тебя нет других планов. Я приехал к тебе, Глеб Петрович, без машины.

— Вот как!-удивился Сиверов.

— А теперь давай бокалы. Протокол допроса уже готов, вчера мои сотрудники раскрутили Чернявского. Он все рассказал.