Крот 3. Сага о криминале

– Все врешь… Вижу, понимаю, чувствую, но пока доказать не могу. Но обязательно докажу… И голову откушу. Сначала тебе, как старшему, потом этому сучонку.

Важа молчал.

– Где вас менты стреманули?

– Почти возле самого аэропорта.

– Чего хотели?

– Ты же видел. Шалве наркоту подкинули, меня допрашивать стали. Отвечал общими словами, никаких подробностей.

– С губернатором правда встречались?

– Конечно.

– Где бумаги?

– Там остались, не успели подписать. Ты же приказал вернуться. А теперь, после этой передачи, нам там делать нечего.

Вахтанг снова взял фотографию, снова показал Важе.

– Знаешь, кто это? – ткнул он на Вована.

– Я тебе уже ответил.

– Человек Кузьмы. Теперь он директор ипподрома.

Важа попытался улыбнуться разбитыми губами:

– Вот видишь? Откуда Шалва мог его знать, чтоб сфотографироваться?

Маргеладзе помолчал, аккуратно сложил снимок вдвое, сунул в задний карман брюк.

– Я обязательно узнаю, где покорешился племянник с этой сволочью…

Затем подошел к родственнику, развязал веревку, подтолкнул к выходу.

– Умой морду, приведи себя в порядок и через пару дней займись ипподромом.

– Как понять, займись?

Вахтанг хищно улыбнулся:

– Семен Буденный делал отличную колбасу из лошадей, которые подрывались на минах. А представляешь, сколько будет такой колбасы, если взорвать сразу пару сотен лошадей?! Любишь конскую колбасу, Важа?

– Нет.

– Зря. Очень вкусная колбаса.

Важа протер ладонью затекшие губы, глаза, спросил:

– Можешь мне сказать, как попал к тебе этот снимок?

Вахтанг изучающе уставился на родственника, выдержал довольно большую паузу.

– Тебе сразу все рассказать? Или по частям?

Кузьмичев провожал Нину Пантелееву в Шереметьево-2. Она не отпускала от себя худого и повзрослевшего Никитку, смотрела на Сергея печально и почти нежно.

До посадки времени было еще достаточно, и они могли спокойно поговорить.

– В Швейцарию? – спросил Кузьмичев.

– Да, – кивнула женщина, – нас там ждут.

– Есть врачебное заключение?

– Есть, и вполне обнадеживающее. – Нина ласково коснулась головы сына, улыбнулась. – У нас будет все в порядке. Правда, сынок?

Тот улыбнулся ей в ответ.

– Да, мамочка.

– Организм молодой, сумеет преодолеть все последствия – так говорят врачи.

– Планы на возвращение есть? – спросил Сергей.

– Таких планов нет. И, надеюсь, не будет, – ответила Нина.

– Значит, вряд ли когда-нибудь увидимся?

– Ну почему? Окажешься за границей, с радостью приму тебя. Адрес со временем я сообщу.

– А не жаль уезжать? Все-таки большая часть жизни прожита здесь.

– Большая, но не лучшая часть. Эта страна никакой радости, никакого счастья мне не принесла. Ни мне, ни моей семье. Только беду… Поэтому нет никакого сожаления, что покидаю ее. Здесь не будет покоя. Никогда.

– А вдруг?

– Нет, вдруг тоже не случится. Над этой землей витает какой-то страшный рок бесконечной и бессмысленной кровавой борьбы. А я хочу жить. Просто жить… Хотя бы ради сына, если личная жизнь не сложилась.

– Ты красивая, молодая – все еще может случиться.

Пантелеева печально улыбнулась, покачала головой:

– Уже не случится. Любовь случается в жизни только однажды. И она бывает ответной или безответной… К несчастью, у меня случилось второе. Поэтому моя личная жизнь растаяла, растворилась.

– Прости, – тихо произнес Кузьмичев.

Она нежно погладила его по голове.

– Что ты, дорогой? Ты тут ни при чем. Все дело во мне. Я во всем виновата… – Снова посмотрела на прижавшегося к ней мальчишку. – У меня сын… Единственный и любимый. Это и есть моя жизнь.

Нина с сыном прошли таможенный, затем и паспортный контроль. Время от времени молодая женщина оглядывалась на Кузьмичева, продолжавшего стоять в зале за стеклянной стенкой, улыбалась, махала на прощание. Никитка тоже смотрел на Сергея и лишь пару раз слабо поднял руку.

Оксана купила в газетном киоске телефонную карточку, вошла под козырек уличного телефона, набрала номер.

– Здравствуй.

Костя сразу узнал ее голос.

– Здравствуй.

– Это я.

– Я узнал тебя.

– Мы можем встретиться? – спросила Оксана.

– Когда?

– Сегодня. Скажем, через час.

– Где тебя искать?

– На Пушкинской, возле памятника.

– Через час буду.

…Они сидели на веранде небольшого ресторанчика. Рядом шумела Тверская, люди спешили на новое кино в Пушкинский, все было празднично и весело.

– У тебя проблемы? – спросил Костя.

– Да, – кивнула девушка. – Пропал мой парень.

– Как его звали?

– Глеб.

Костя помолчал, негромко сказал:

– Я знаю, где он.

Оксана напряглась, замерла.

– Где?

– Его убили… Утопили в речке.

Она, чтоб не закричать, прикрыла рот ладошкой, в ужасе смотрела на Костю. Спросила через паузу:

– Это… правда?

– Да. Я даже знаю, кто это сделал.

– Я тоже. – Оксана помолчала, подняла на Костю глаза. – Виктор Сергеевич… Он?

Костя не ответил.

Оксана снова помолчала. Затем спросила:

– Ты поможешь мне?

Костя близоруко прищурился:

– В чем?

– Я не смогу простить этого подонка. Он исковеркал мою жизнь.

Марш патриотов

Была ночь.