Крот Камня

Через некоторое время после прибытия четверки кроты системы Данбара утратили всякий интерес к миру за пределами Вена. Система обратила свои взоры внутрь самой себя, в ней вдруг стало тесно, се ходы гудели от разговоров, сплетен и предположений о том, кто может понравиться пришельцам… В конце концов Мэйуиду и Старлинг пришлось проявить твердость и потребовать, чтобы Спиндла оставили в покое и не мешали все внимание сосредоточить на уходе за Триффаном. А Триффан редко приходил в сознание. Он лежал, тяжело больной, раны его гноились, он не мог даже пошевелиться. Бедный Спиндл не отходил от друга ни днем ни ночью, ухаживал за ним, чистил его и все время снова и снова просил принести травы, позвать целителя или кого-нибудь на помощь. Кого угодно, только не из этого скопища отчаявшихся стариков и старух, пытающихся лапать его самого, Мэйуида и Старлинг и предлагающих им свою тошнотворную близость.

Вероятно, именно тогда Спиндл стал догадываться об истинном состоянии дел в Данбаре; ему удалось использовать знание ритуалов Древней Системы и собрать совет кротов в зале, прилегающем к Библиотеке. Для этого Спиндл призвал на помощь свод правил, которые сам придумал, с единственной целью — потребовать, чтобы данбарцы перестали болтать и послали кого-нибудь смыслящего в лечении на поверхность — собрать травы для Триффана. Иначе тот скоро умрет.

Возложив на Мэйуида и Старлинг задачу убедить хозяев, Спиндл ушел из зала, не желая оставлять Триффана одного. Но совет только говорил и говорил, ничего не предлагая. Вот тут-то Старлинг в конце концов вспылила и выскочила из зала, за ней последовал Пастон.

?

Старлинг смутно представляла себе, что тот намерен делать, но она была Старлинг, к тому же по горло сытая болтовней, готовая сделать что угодно, чтобы найти помощь Триффану. Она пошла за Пастоном.

Старик повел ее вниз по склону в западном направлении, по поверхности и подземными ходами. Поняв только, что они идут к его дочери, Старлинг решила, что дочь, вероятно, старуха (Пастон был очень дряхлым), но, может, она славная старуха.

Так они и шли, пока не добрались до малозаметного хода и не стали спускаться. Пастон покричал, предупреждая дочь о гостье, а потом, сделав знак Старлинг оставаться на месте, пошел вперед один. Старлинг заметила, что в этих ходах хорошо и вкусно пахнет, они сухие и вырыты недавно. Эта кротиха, решила Старлинг, должно быть, придется ей по душе.

Потом Пастон вышел, позвал Старлинг и, трогательно гордо улыбаясь, ввел ее в зал, где их ожидала очень милая кротиха, показавшаяся Старлинг доброй и немного испуганной.

— Мья тошь Фиверфью, — представил Пастон.

Старлинг улыбнулась и громко поздоровалась:

— Привет!

Фиверфью смотрела на нее и, похоже, не знала, что сказать. К удивлению Старлинг, она выглядела достаточно молодо, ее мех отливал здоровым блеском, и все вокруг было устроено очень разумно. Кротиха казалась робкой, однако, когда она, собрав все свое мужество, посмотрела на гостью, в глазах светились ум и прямодушие. Фиверфью была стройной, как будто в отличие от других кротов этой системы она проводила время в беготне и не позволила себе бездельничать. В одном чистом углу ее норы лежало даже несколько начатых текстов — свидетельство, что она собиралась писать и в дальнейшем. Кротиха-летописец!

Старлинг проговорила:

— Рада познакомиться с тобой. Меня зовут Старлинг. Ты понимаешь, что я говорю?

Рядом с Фиверфью Старлинг чувствовала себя чересчур крупной и, как бы это сказать, излишне жизнерадостной. Однако Старлинг ощутила и значительное облегчение, впервые за долгое время оказавшись в обществе кротихи, похожей на нее саму. Остальные самки в этой системе были такими старыми, что Старлинг их и за самок почти не считала.

Наступило долгое молчание. Фиверфью, казалось, копила силы, собираясь заговорить, что в конце концов и сделала:

— Старлинг, ра-ас-реши представиться. Мне не гро-оосит смерть, да будь благословен Ка-а-амен.

Старлинг медленно переварила услышанное, а потом сказала:

— Прекрасно, это большое облегчение, я рада, что ты не собираешься умирать. А ты думала, что умираешь?

Фиверфью энергично потрясла головой, взглянула на своего отца, кивнула, снова посмотрела на отца и ничего не сказала. Повисло неловкое молчание. Старлинг решила, что мужчине здесь делать нечего. Ей нужно было откровенно побеседовать с Фиверфью.

— Знаете что, — произнесла Старлинг, — двое — это компания, трое — уже толпа…

Она повернулась к Пастону и вежливо дала ему понять, что лучше бы он на время вышел. Ничего плохого не случится с его любимой дочерью, ну совсем ничего. Старлинг улыбнулась Пастону очаровательной всепобеждающей улыбкой. Это потрясло старика, и он произнес длинную речь, полную «по-ш-тенная», «умоляю» и «от фсе-его серт-са», под конец которой Старлинг выпроводила его.

Фиверфью к тому времени совсем пришла в себя и робко улыбалась. Казалось, она хочет о чем-то спросить, но вместо этого вдруг вытянула вперед лапу и потрогала мех Старлинг.

— Ма-а-ала-дой, гладкий и при-и-иятный! — пропела она и стала напевать веселую песенку.