Крот Камня

Триффан, Спиндл и Мэйуид обнаружили, как и многие путешественники до них, что обратный путь всегда быстрее и легче. Хотя их и подстерегало много опасностей и неожиданных препятствий, дорога оказалась не слишком трудной, и скоро они добрались до богатых червями почв, где можно было сделать передышку, не подвергаясь опасности. Они отправились в путь в мае, уже к середине июня сумели выбраться из самой опасной зоны Вена и затем стали продвигаться на северо-запад, к Роллрайту. Триффан надеялся дойти туда до Летнего Солнцестояния.

Хотя они пропустили встречу со Скинтом и Смитхиллзом в Самую Долгую Ночь, их соратники перед уходом могли оставить какое-нибудь послание, рассчитывая, что Триффан и его спутники придут в Роллрайт.

Сначала путешественники шли быстро, но в июне стали продвигаться много медленнее и к Дню Летнего Солнцестояния все еще не добрались до окрестностей Роллрайта.

Но Триффану была известна цель, от Босвелла он знал о Шепчущих Горностаях. Это было неотъемлемой частью той науки, которую должны постигнуть кроты-летописцы в ходе обучения.

Спиндл и Мэйуид оба заметили, что Триффан, который был внешне спокоен и молчалив и в то время, когда Фиверфью стала его подругой, и во время ужасных испытаний, связанных с ее родами, сделался еще тише и молчаливее, когда покинул Вен. Хотя, пожалуй, слова «спокойствие» и «молчаливость» неточно передают его состояние. Мэйуид и Спиндл не наблюдали у него проявлений скорби и чувства потери, которых можно было ожидать. Его молчание не являлось также и признаком опустошенности после несчастья в Вене. Скорее, оно свидетельствовало о внутренних метаниях и сомнениях, одолевающих крота, когда он вынужден немедленно взяться за дело, не чувствую себя полностью готовым.

Спиндл хорошо знал Триффана и поддерживал его, и только они двое знали, в чем состояла эта поддержка. Часто казалось, что Спиндл сам по себе и действует только в своих интересах. Однако, когда Триффан нуждался в нем, он всегда оказывался рядом, как в свое время и обещал Босвеллу. И хотя Спиндл нигде особенно не распространялся в летописях о своем общении с Триффаном, он, безусловно, сознавал: по мере приближения Триффана к Безмолвию, которого тот искал, требования к нему, Спиндлу, будут все увеличиваться и усложняться. Их будет все труднее исполнять. Поэтому возможной причиной раздражительности Спиндла на пути из Вена в Роллрайт, упоминаемой в хрониках, было волнение перед грядущими испытаниями и растущая уверенность в том, что они скоро умножатся.

Триффан продолжал паломничество, начатое по завету Босвелла на Аффингтонском Холме; впрочем, иные скажут, что оно началось у Данктонского Камня, откуда он впервые отправился в Аффингтон с Босвеллом, а иные, еще более прозорливые, скажут, что оно началось еще раньше. Но Спиндл не мог не понимать, что с началом любви Триффана и Фиверфью значение похода изменилось, смысл его стал глубже, духовная его цель возобладала над фактической. Триффан полюбил, соединился с любимой и потерял ее. Он ощутил пропасть между собой и своей любовью, и ее надо было заполнить. Триффан не знал другого способа, кроме как уйти на время от места, где жаждала остаться его душа.

Но был ли это зов Босвелла из Верна? Или он существовал лишь в его воображении? Не было ли это бегством от реальной жизни, оставшейся в Вене? И правильно ли Триффан понял смысл предначертаний Данбара? Не был ли он не прав, уйдя от них, вместо того чтобы вернуться к ним еще раз? А его любимая, которую он не смог спасти от беды? Как быть с этим?

Такие вопросы способны сделать больше, чем медленные лапы крота, бредущего к Роллрайту; такие вопросы способны увести крота в себя, как в темную ночь, и оставить его там смущенным и растерянным, сомневающимся в своей вере и в своем предназначении. А если добавить к этому годы запустения и упадка Данктонского Леса и смерть многих, кого он любил и за кого чувствовал ответственность, эта темная ночь могла оказаться не просто ночью, она могла лишить красок и звуков всю его жизнь. Вот почему Триффан медлил по дороге в Роллрайт; он как будто опасался, что в двух шагах от цели у него не хватит сил и он потерпит поражение.

Но таково уж одно из сверхъестественных проявлений власти Камня над жизнью кротов: когда они сквозь темноту рвутся к свету, Камень дает им силы. Благородная цель и твердая вера, особенно в тяжелые времена, вызывают особую благосклонность Камня.

Удостоившиеся этой милости должны действовать, а для этого требуется нужный крот в нужное время. Истина, о которой многие забывают, а многие и вообще не знают, состоит в том, что Камень обязательно сведет их с кротами, способными помочь, даже если они и не будут приверженцами Камня и, возможно, сначала не покажутся достойными служить ему. Да и способен ли крот в своей непросвещенности судить о таких вещах, даже если признать за ним право судить? Лучше просто довериться Камню.