Потом мощный солнечный луч высветил полосу в зале, куда они вошли, и, казалось, устремился по тоннелю наружу, потому что на мгновение кротам стала видна сиреневая гладь вересковой пустоши. Она обрывалась в уже знакомое им темное ущелье, над которым вздымались мириады брызг. Где-то неподалеку журчал ручей. Да еще ровно, на одной ноте выл ветер. Это — там, на поверхности. А здесь, где находились теперь Триффан и Спиндл, царила мертвая тишина.
— Да пребудет с тобою Слово, Триффан! — послышался голос.
Они узнали этот нежный голос, плывущий среди длинных сталактитов, огибающий сталагмиты, нежно ласкающий поверхность темных озер.
— Нравится ли вам мое жилище?
Они стали лихорадочно озираться, но не могли определить, с какой стороны доносится голос. Куда он устремляется, в какой темной расселине исчезает?
— Здесь! — сказал Уид, указывая на арку, за которой была нора — очень большая, просторная, залитая светом, с бассейном, который питался из каких-то источников внизу.
Там, на подстилке из высушенного вереска, уютно свернувшись, лежала Хенбейн.
— Я в самом деле очень рада вас видеть, — произнесла она.
Хенбейн казалась больше, чем им запомнилось.
Она постарела, хоть и оставалась по-прежнему очень красивой. Что-то в ней заставляло крота дрожать от страстного желания, как будто жизнь до встречи с Хенбейн была неполной, а без нее уже совсем жизни не будет.
Когда Триффан взглянул на Хенбейн, чувства и разум его раздвоились, причем первое начинало брать верх над вторым. Разум понимал, что эта кротиха — воплощение зла и разрушения. Чувства же говорили Триффану: «Нет, нет, все это. только воображение! Вот же она! Теперь она совсем не та, что раньше. Она не может быть такой, как раньше. Я хочу быть рядом с ней».
Однако Триффан ничем не обнаружил свою внутреннюю борьбу. Некоторое время он с деланным равнодушием смотрел на Хенбейн, затем, оторвавшись от ее гипнотического, влекущего взгляда, обратил внимание на двух кротов, припавших к земле рядом с ней.
Слева была кротиха, которую они оба знали, справа — существо мужского пола, которое могло быть и кротом.
— Вы знаете Сликит, — сказала Хенбейн. — Я доверяю ей больше, чем кому-либо.
Сликит пристально разглядывала пришедших. Вот уж она-то ничуть не изменилась с момента их последней встречи. Взгляд ее ничего не выражал — казалось, она их вообще не узнавала. Они же хорошо помнили, как очень давно вместе с ней участвовали в Семеричном Действе в Бакленде. Несомненно, она была отмечена Камнем. Триффан встретился со Сликит глазами и вдруг понял, что им следует благословлять Камень за то, что она здесь и Хенбейн не знает о ее предназначении. Итак, Хенбейн теперь была хоть в чем-то уязвима. Присутствие Сликит укрепило Триффана, он мог теперь противостоять охватившему его смятению чувств.
Но Уид догадывался, что Сликит нельзя полностью доверять, и Триффан это сразу почувствовал. Но если так, значит, Сликит очень умна, потому что Уид позволял быть рядом с Хенбейн только абсолютно незапятнанным кротам. А может быть, Хенбейн все знала и ее просто развлекали интриги приближенных? Да, возможно, так оно и было.
Этими размышлениями Триффану удалось успокоить свой рассудок.
Когда он смотрел в глаза Хенбейн, ему было легче. Он взглянул на второго приближенного, который приник к Хенбейн справа.
— Что касается этого, — проворковала Хенбейн, по-хозяйски положив свою лапку кроту на плечо, — думаю, с ним вы тоже знакомы.
Она улыбнулась, поглаживая его округлый бок. Да, Триффан узнал этого крота, хотя теперь это было довольно трудно. Лучше бы называть его не кротом, а просто существом. Неестественно полный, даже тучный, рыльце заплыло жиром, рот безвольный, взгляд тупой, ничего не выражающий, лоснящаяся ухоженная шкурка блестит неестественным блеском, когти слабые. Он улыбнулся, и на какое-то мгновение выражение Глаз изменилось. Это был стыд за свою испорченность и продажность.
— Думаю, вы знаете его или он знает вас. Назови им свое имя, дорогой, — вкрадчиво сказала Хенбейн. Ее коготки остренько постукивали по шее крота.
— Меня зовут Бэйли, — сказал он. — Я из Данктонского Леса.
Триффан понял это раньше, чем крот назвал себя. Но несчастный Спиндл… Он застыл пораженный. А Уид внимательно наблюдал за всем, что происходит.
— Здравствуй, Бэйли, — сказал Спиндл своему единственному сыну, который теперь являлся игрушкой Хенбейн. Хотя Спиндл говорил твердым голосом, Триффан видел, что он весь дрожит. Триффан понимал, каким ударом стала для Спиндла эта неожиданная встреча.
— Видишь, Триффан, у меня тоже есть последователь и приверженец из Данктонского Леса! Это мой фаворит, обществом которого я наслаждаюсь. Он напоминает мне о простых радостях жизни. Что за милая и неиспорченная система был этот Данктон, если он породил такую… наивность! Ну, теперь беги, Бэйли, нам нужно поговорить.
Бэйли с трудом приподнялся, быстро и тревожно огляделся, как-то придурковато кивнул головой и потрусил прочь. Он еле протиснулся в арку.