Крот в аквариуме

Дома у него появилась возможность проанализировать все и выстроить мысли в отношении своего возможного провала, но у него ничего не получалось. Инстинкт самосохранения подсказывал Полякову, что опасность совсем близка, она ходит где-то рядом и в любую минуту может постучаться в дверь. Не дожидаясь этого, он на другой день вышел опять на Арбат и попросил цыганку погадать. Та предсказала ему дорогу в пропасть и недолгую жизнь. И как назло, в тот же день и час по возвращении домой дорогу ему перебежала черная кошка. С того момента жизнь пошла у него устрашающе холодной и горькой. «Все, Дмитрий Федорович[91], кончилось твое везение, — сказал он самому себе. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Не удалось тебе прожить в последнее время скрытной кротиной жизнью. Слишком уж много ты предал хороших людей. А теперь вот будь готов к расплате. А все это из-за того, что не на тот алтарь ты положил свои способности. Что ж, с этим обстоятельством надо тебе считаться, как человек считается с тем, что он болен смертельным недугом…»

С того дня спокойствие окончательно покинуло его, кажущиеся равновесие и опора под ногами стали шаткими, как у канатоходца. Угроза ареста безжалостной глыбой стала с каждым днем наваливаться все больше и больше. Куда бы ни шел теперь Поляков, ему казалось, что все сотрудники наружного наблюдения КГБ заняты слежкой только за ним одним. Такое чувство часто посещает подобных Полякову людей в его положении. Особенно тех, кто хоть раз замечал за собой «наружку». Ничего не поделаешь, в природе человека есть что-то неосязаемое и неуловимое, которое долетает до органов чувств и предупреждает его о серьезной опасности.

Лишившись всех точек опоры в жизни, он все больше осознавал всю зыбкость и ненадежность своей жизни. «Какой же я дурак был тогда, в Дели, когда Вольдемар Скотцко предлагал мне остаться в Индии!» — казнил он себя теперь по истечении семи лет. И хотя он понимал, что шансы уцелеть уже ничтожны, его по-прежнему волновало только одно — как бы сохранить свою жизнь. «Предсказания цыганки, недобрые приметы, связанные с черной кошкой, — все это предвещает серьезную угрозу», — паниковал Поляков. Он чувствовал уже, что его арест — это вопрос времени. «С ума можно сойти от всего этого», — подумал он и, взяв из холодильника бутылку водки, лихорадочно начал пить одну рюмку за другой. Да и ночью не в силах заснуть, он пил рюмку за рюмкой, пытаясь выдавить из души навалившийся ужас страха перед арестом. Изнуренный темными мыслями о возможном расстреле и угнетающими переживаниями в связи с этим, он только под утро забылся трудным хмельным сном. И снились ему крысы, которые шныряли вокруг него, а он постоянно отстреливался. Когда, наконец, они все куда-то разбежались и попрятались, то одна с почти оторванной головой осталась сидеть в углу. Мертвенные, немигающие глаза ее уставились на него. И тут он очнулся, лицо его было искажено диким страхом. Ему стало не по себе: сердце сильно ухало, на душе было тоже погано, и какой-то мучительный кавардак царствовал в голове.

Полдня он не находил себе места от убеждения, что вот-вот с ним произойдет что-то ужасное, потом от тоски по прошлому и от жалости к себе. Не выдержав состояния крайнего беспокойства и тревоги, он сел в машину и в попытке уйти от черных мыслей укатил на дачу. Но и там беспрестанный страх продолжал изводить Полякова в течение всех последующих дней. Каждое утро он просыпался с одной только мыслью, что именно в этот день его, наверно, арестуют. Понимая, что проводить изо дня в день время в ожидании ареста просто невыносимо, он решил вернуться в Москву. В тот же день, вечером, ему позвонил генерал Хоменко и сообщил, что 7 июля в Военно-дипломатической академии состоится встреча с ветеранами ГРУ. А на другой день в его квартире опять раздался телефонный звонок.

— Приветствую тебя, Дмитрий Федорович! — раздалось в трубке.

Поляков по голосу сразу узнал начальника академии генерал-полковника Мещерякова.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — радостно воскликнул Поляков.

— А ты почему не на даче в такое прекрасное время года?

— Да я только вчера приехал оттуда. Хоменко сообщил мне, что седьмого июля, в понедельник, состоится встреча с ветеранами разведки. Вот я «прискакал» в надежде на то, что, быть может, и меня пригласят на нее.

— Вот поэтому я и звоню, чтобы пригласить тебя на эту встречу, — подхватил начальник академии. — Она действительно состоится седьмого июля в пять часов вечера. Мы предлагаем тебе, как самому опытному ветерану в делах разведки в «поле», выступить на этом вечере.

— Спасибо за доверие, товарищ генерал-полковник. А о чем я должен там говорить? — поинтересовался Поляков.

— Об укреплении славных боевых традиций в военной разведке. Подъезжай-ка на полчасика пораньше, чтобы мы могли с тобой все скорректировать…

— О'кей! Я обязательно приеду.

— Тогда до встречи в понедельник…

После этого телефонного звонка Поляков впервые почувствовал, как невидимый пресс, давивший на него в последние два месяца, свалился с души и плеч.