«Крот» в окружении Андропова

Уже прощаясь, де Голль познакомил меня с одним из своих родственников, молодым французским разведчиком, который недавно прибыл из Германии, где встречался с офицером, находившимся длительное время в германском концлагере в Любеке. С его слов, сын И. В. Сталина заключен в этот концлагерь. Держится хорошо, хотя подвергается издевательствам и пыткам. Со слов де Голля, имеется возможность наладить переписку с сыном И.В. Сталина через его людей. Я поблагодарил де Голля за это сообщение.

И. Авалов».

Через пару дней в Москву пришло второе информационное сообщение от Авалова. Затем третье, четвертое, пятое… И каждое из них было учтено не только в позиции советской делегации на тегеранской конференции, но и, что гораздо важнее, при определении и развитии советско-французских отношений после войны.

Вернувшись из Алжира в Тегеран, И. Агаянц уже как руководитель резидентуры активно включился в подготовку встречи «большой тройки», и прежде всего в обеспечение ее безопасности.

ПОКА ИДОЛ ГОТОВИЛСЯ К «ПРЫЖКУ»

«Дальний прыжок». Таково было кодовое название диверсионнотеррористической операции, которая в строжайшей тайне разрабатывалась на сверхсекретной базе СС в датской столице — Копенгагене. «Мы повторим прыжок в Абруццо. Только это будет дальний прыжок! Мы ликвидируем «большую тройку» и повернем ход войны. Мы похитим Рузвельта, чтобы фюреру легче было сговориться с Америкой», — хвастливо заявлял один из разработчиков операции, штурмбанфюрер СС фон Ортель. Упоминание Абруццо не было случайным. Название этого труднодоступного местечка в итальянских Альпах обошло всю прессу мира после того, как в июле 1943 года оттуда был выкраден и на специальном самолете «Физелер Шторьх» вывезен в Германию низвергнутый итальянцами Муссолини. Эту по-своему уникальную операцию блестяще провел штурмбанфюрер СС Отто Скорцени, которого нацистская пропаганда называла идолом германской расы. Когда в Берлине родилась идея о «дальнем прыжке», то выбор, естественно, пал на Скорцени. Но тут идолу германской расы не повезло. Его переиграл Иван Агаянц.

…«20 ноября 1941 года, уложив в чемодан все наши вещи, мы сели в старый бомбардировщик, который должен был доставить нас в Тегеран, — вспоминала впоследствии Елена Ильинична, супруга и боевой соратник Ивана Ивановича Агаянца. — Впрочем, сели — понятие растяжимое. Я, поскольку ждала ребенка, расположилась на стуле, который любезные летчики поставили в бомбовый отсек. Иван сидел по-турецки над бомболюком, что вызывало немало шуток и оживляло полет. Над Кавказом наш самолет обстреляли, но все обошлось благополучно.

Первый месяц мы жили в доме Андрея Андреевича Смирнова, советского посла в Иране. Размещались в темноватой прихожей, где стоял старенький диван. На нем и родилась наша дочка Ача. Иван Иванович и мой сын от первого брака Коля спали на полу. Посол приглашал Ивана Ивановича к себе, но тот не хотел оставлять меня одну. Наконец нам выделили две комнаты и все утряслось».

Свою деятельность резидента советской разведки в Тегеране И. Агаянц начал с того, что, детально ознакомившись с положением дел на месте, вышел к руководству разведки с предложением в корне пересмотреть всю работу резидентуры. «Наш аппарат, — писал он в своем донесении в Центр, — загружен работой с материалами и агентурой, которые, однако, не освещают вопросы политической разведки и не отвечают повседневным нуждам нашей дипломатической и политической работы в стране. Не политическая информация о явлениях внутренней и внешней жизни страны и не работа над этими материалами — основное содержание деятельности «конторы»… Мы заняты здесь, главным образом, делами безопасности и контрразведки, приближающими нашу агентурно-оперативную работу к задачам наших внутренних органов».

Критический разбор деятельности резидентуры подкреплялся в донесении развернутым планом ее реорганизации, перевода на рельсы наступательной разведывательной работы. Инициатива резидента вызвала в Центре неоднозначную реакцию. Ведь только в самой тегеранской резидентуре насчитывалось тогда несколько десятков оперативных работников, да еще столько же в восьми подрезидентурах, действовавших в других иранских городах. И всю эту махину предлагалось заново перекроить. Под силу ли это Агаянцу, которому в то время едва стукнуло тридцать два года?! Тем не менее, хотя и с некоторыми оговорками, предложения резидента были одобрены.