Кровь

Я не знаю, что ей сказать. Она мысленно удаляется, а я не нахожу слов. Белая ночь заканчивается быстро, и в голубых радужках глаз стоящей передо мной девушки я вижу синие стрелки, подсвеченные чистым утренним небом. Будто сомнамбула, монотонно вспоминаю слова художника: "Огромные голубые глаза с синими стрелками в радужке, пшеничный стог на голове, взбитый как львиная грива, рост... едва ли Ветер был на пять сантиметров выше -- все это в отдельности было любопытным и необычным для его мест, где черные волосы, невысокая фигура и темные глаза служили генетической основой. Поражало другое -- пропорции. Мера была во всем: овал лица компенсировал величину глаз, носа и рта. Брови стремились к еле заметным под волосами ушам. Нос и губы уравновешивали друг друга, как горы и озеро".

Она молчала. Трудно, ох, как трудно, вот так сразу, пустить к себе в жизнь еще полчаса назад незнакомого тебе человека. Я ждал ее выбора, и она его сделала.

-- Как вас зовут? -- Любопытно, что обычно люди переходят от "вы" к "ты", тут же все было наоборот. Я понадеялся, что она решила начать наши отношения с белого листа.

-- Алексей.

-- А я думала Ветер, -- она улыбнулась.

-- Ветер -- это тот самый Императорский художник, а полное его имя Ветер Небес.

-- Поэтично, хотя для индейцев в порядке вещей.

-- Да, наверно. Никогда не был индейцем, -- сострил я и полез с дальнейшими расспросами: -- А как зовут вас?

Она стушевалась. И я подумал, что зовут ее, что-нибудь вроде Фроси. Оказалось еще интересней.

-- У меня странное имя для девушки. Вася.

Я мог бы посмеяться, но меня ведь учили не только хорошим манерам. Поэтому я ответил:

-- Почему-то в жизни все парадоксально. Красивое ходит об руку с уродливым, смешное -- с возвышенным. Ведь Василиса -- удивительное имя, но оно же и Вася. Поэтому вы вмещаете в себя два полюса этого мира, а значит, саму жизнь.

Она снова рассмеялась.

-- Боже, какая сложная философия. Но вы первый, кто так быстро сообразил. Мое имя -- своеобразный тест на глупость. Вы получили пять из пяти. Поздравляю!

-- У нас все ходы просчитаны и записаны, -- буркнул я и поинтересовался: -- А многие получали пятерки?

-- А вот это уже вторжение в частную жизнь, -- поставила она меня на место.

-- Виноват, исправлюсь! -- по-военному отчеканил я, вызвав снова ее улыбку. -- Хотя я только тем и занимаюсь последний час, что вторгаюсь в вашу жизнь.

-- Ладно, лучше скажите мне, что вы-то делаете на улице ночью?

Надо сказать, что я совершенно забыл о своем положении, и вопрос девушки заставил меня не только вспомнить о Косте и черных джипах, но и лихорадочно выдумывать что-нибудь правдоподобное. Однако мимика моего лица уже сделала свое дело, и я увидел, что в глазах Василисы усилился бриз.

-- Надеюсь, вы не совершили какого-нибудь преступления?

-- Пока нет. Врать я не хочу, а история моего бомжевания довольно длинна и не очень интересна.

-- Мне кажется, что вы все-таки врете, -- она была бескомпромиссна, -а мы вроде бы говорим сегодня только правду. Или нет?

Я посмотрел ей в глаза, думая одновременно, что втягивать ее в игру, где правила неизвестны даже мне, а людей уже убивают, опасно.

Но она, словно прочитав мое самое сокровенное желание, сказала:

-- Хорошо. Может, я и ошибаюсь в очередной раз в жизни, но... идемте ко мне пить кофе. Там все и расскажете. -- Повернулась и пошла к подъезду. Я не шевелился. Ответственность перед ней не позволяла мне идти, хотя я безумно хотел этого. На пороге подъезда она удивленно обернулась.

-- Что-то не так?

Я подошел. Надеюсь, мои глаза были красноречивей слов.

-- Я, наверное, полный идиот. Я очень хочу пойти, но я действительно оказался в ситуации, в которую просто не имею права вас втягивать. Даже рассказывать о ней не имею права. Ради вас же самой.

-- Послушайте, -- бриз начал переходить в шторм, -- это удивительно. Получается, что я вас уговариваю пойти ко мне пить кофе. Это уже наглость. Ведь это вы мне говорили о том, что мы не случайно встретились. И еще: мне все время кажется, что я вас где-то видела. Где?

Я был слегка ошеломлен ее напором и поэтому просто сказал:

-- Я -- репортер. Вы могли видеть меня по телевизору.

Она молча глядела на меня, словно что-то высчитывая, и я не совсем понял ее взгляд. Там было и узнавание, но, кроме него, появилась какая-то жесткость. И я не знал, что это. Зато она коротко подытожила:

-- Идемте.

И я пошел.

Это была обычная двухкомнатная "хрущеба", хотя в ней была сделана перепланировка и комнаты оказались изолированными.

Василиса усадила меня в кресло, а сама отправилась на кухню готовить кофе.

Я огляделся. Ничего особенного: шкаф, складной диван, кресло, книжные полки. Мое внимание привлекла фотография, висевшая на стене. Я встал и прочитал надпись, сделанную на английском языке: "Фотография модели Теотиуакана, выполненная сотрудниками Национального музея антропологии города Мехико".

Позади раздались шаги и голос хозяйки:

-- Черт, обрезалась.

Я посмотрел на ее палец, где проступила кровь, и в моей памяти возникла красная пирамида, а вместе с ней и жертвы Легенды.

-- Больно?