Пока мы шагали через город, Квин держала меня за руку и отпустила ее только у гаревой дороги возле Колеса. На сей раз людей тут было немного. Одна женщина расхаживала перед входом взад-вперед, обхватив себя руками, словно защищаясь от прохладного воздуха. Мы вошли в коридор, ведущий вниз, под арены, и вскоре уже спускались по каменным ступеням; наши шаги эхом отдавались в полутьме. Мы шли по тугой спирали – вниз, вниз, и вокруг становилось все темнее, а факелы на стене попадались все реже.
– Я думал, там, внизу, опасно, – сказал я. – Я думал, туда можно соваться только в большой компании…
Внезапно я осознал, что совершил большую ошибку. Поцелуй Квин и то, что она держала меня за руку, лишило меня здравого смысла.
– Что за жизнь без толики опасности? – отозвалась она через плечо.
Ступеньки кончились, и Квин быстро зашагала по тоннелю. Я пошел было за ней, но вдруг заметил над головой нечто странное: из свода тоннеля прорастал пучок грибов, с толстых ножек свисали шаровидные шляпки.
– Эй, Квин, что это? – спросил я.
Она обернулась и взглянула туда, куда я показал.
– Они съедобные? – поинтересовался я. – Смахивают на деликатесные грибы, которые растут на высоком утесе к северу от Майпосина… Хотя у тех шляпки красные, а не белые. Скалолазы рискуют жизнью, чтобы их сорвать, зато на рынке получают за них кучу денег.
– Съешь его – и через минуту будешь мертвее мертвого, – ответила Квин. – Эти грибы называются «скейп», и они очень ядовиты. Раньше их можно было найти на самых нижних уровнях Общины, но теперь они разрастаются вверх. Некоторые говорят, что они питаются кровью, которая просачивается в пещеры с Арены 13. Конечно, это суеверная чушь, но здесь, внизу, суеверия плодятся быстрее, чем паршивые серые крысы. Я знаю одно: нельзя стоять прямо под этими грибами – когда они созревают, иногда с них капает яд.
Квин мрачно улыбнулась и пошла дальше. Наконец мы добрались до пещеры, за которой виднелись входы в три тоннеля.
– Не так уж важно, по которому мы пойдем, – сказала Квин. – Все они ведут в одно и то же место. Община – это лабиринт пещер и тоннелей, который тянется далеко за пределы Колеса, уходя прямо в недра скалы. Когда будешь внизу, всегда держись тоннелей, освещенных факелами. Раз там факелы – значит, за ними все время присматривают и, если заблудишься, тебя вскоре кто-нибудь найдет. Ладно, пошли по этому тоннелю. Так будет длиннее, но я хочу показать тебе место, где держат лаков.
Хотя тоннель освещался, факелы висели с большими промежутками, и кое-где было почти темно. «Потеряться здесь, во мраке, и вправду будет ужасно», – подумал я.
Квин шла быстро, и я все больше от нее отставал. К чему такая спешка?
Мы добрались до очень темной части тоннеля, и вдруг Квин совсем скрылась из глаз.
Я остановился. Где-то рядом капала вода, но я не слышал шагов впереди. Неужели Квин свернула в боковой тоннель, а я ушел вперед? На меня накатил приступ паники, и я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
А потом меня похлопали по плечу, и сердце мое прыгнуло в глотку. Я круто развернулся, почувствовав, что кто-то – или что-то – стоит совсем рядом со мной. На мгновение меня пронзил ужас, но тут я почуял запах лавандовых духов и услышал хихиканье Квин.
Я рассердился: это было совершенно не смешно!
– Испугался, да? – негромко спросила она. – Может, мне снова взять тебя за руку, чтобы ты не потерялся?
И она повела меня в темноту. Мы снова шли, держась за руки, и мой гнев прошел, как будто его и не было.
Вскоре тоннель начал сужаться. Квин сжала мою руку и улыбнулась.
– Мы приближаемся к одной из спален, – сказала она.
Мы прошли через невысокий сводчатый каменный проем, я посмотрел вверх – и мысли мои понеслись вскачь. Слева и справа виднелись одинаковые каменные ложа, едва прикрытые соломой: ряд за рядом, одно спальное место над другим, от пола до высокого сводчатого потолка… Тут можно было держать сотни лаков.
Я много работал со своим лаком и почти преодолел страх, который испытал, впервые попав в небольшую спальню лаков в Колесе, но это зрелище ошеломило меня.
Большинство мест были заняты, и я видел лысые головы, желтоватые подошвы огрубелых ног, блестящие от пота груди и приоткрытые рты, не говоря уж о горловых щелях с розовыми краями и тревожным намеком на более яркий багровый цвет внутри. Затхлый воздух вонял мочой и мокрой псиной.
Сколько здесь было лаков! Слишком много, и слишком близко от нас. Сейчас они не двигались, введенные в глубокий транс.
– Не очень красивое зрелище, да? – спросила Квин.
– Когда их сразу столько, есть в этом что-то жутковатое, – отозвался я.
Она кивнула.
– Большинство зрителей никогда этого не видят. Та же ситуация, что и с бойней: все с наслаждением уминают стейк, но не хотят думать о животных, которых забили и расчленили, чтобы люди могли набить животы. У лаков почти такая же доля – они сражаются и тренируются, но большую часть времени спят.
Тревога не покидала меня до тех пор, пока мы не оставили спальню позади и не зашагали дальше по тоннелю.
– И сколько тут спален? – спросил я.