Кровь алая

Мужчина, от двадцати до шестидесяти. Можно свободно понизить планку до сорока, но, когда вопрос касается жизни, лучше не рисковать. Комплекция, окрас, социальная принадлежность – любые. Очень широко, зато известно, какими внешними признаками он не должен обладать. Ни бороды, ни усов, ничего яркого, броского в одежде. Что в руках? Скорее всего, руки у него свободны, но возможен пустой кейс, спортивная сумка блеклого цвета.

Сыщик вышел на Тверской бульвар, опустился на свободную скамейку, включил рацию, сказал:

– Перекур с дремотой. Как настроение?

– Нормально, – ответил Вакуров.

– Красиво гуляете, – проворчал Крячко. – У красного «вольвешника» ты лопухнулся. Чучмек в темных очках и замшевой коричневой куртке прошел в метре, ты больно храбр, Лев Иванович.

– Спасибо, Станислав, учту, – миролюбиво ответил Гуров, – такому умному и опытному нервничать не положено.

– Пацаны, – подключился Светлов, – день только начинается.

Если я прав и решили меня устранить, рассуждал Гуров, то умный человек сразу сообразит, что лучшей ситуации он не получит. А знает организатор, что я сегодня с фазенды выехал? Обязательно, иначе он не умный и не организатор. Меня взяли уже на трассе, либо приняли где-то от кольцевой и довели до дома. Оттуда передали непосредственно исполнителю. Он должен, должен быть где-то неподалеку.

– Отдыхаем? – На скамейку села девушка, открыла сумочку, достала пачку «Мальборо» и зажигалку. – Одному не скучно?

– Скучно. – Гуров отобрал у девицы зажигалку, осмотрел с любопытством, щелкнул, дал профессионалке прикурить, бросил зажигалку в сумочку.

Крячко, увидев, как Гуров отнял у проститутки зажигалку, улыбнулся. Да, на такой номер Леву не взять. Девица неопасна, но полковник перестраховался, и правильно делает. В таком деле лучше сто раз перебдеть, чем раз недобдеть.

А что это за парень шмурыгает по аллее? Неуверенно шмурыгает, видно, со вчерашнего. А чего он тут делает, как сюда попал, куда направляется?

Крячко парня запомнил, проводил взглядом и пошел за Гуровым, который распрощался с дневной бабочкой и вернулся на Тверскую.

На углу группа молодежи… Обойди, Лева, выйди на проезжую часть… Убийца может присоединиться к людям незнакомым… Молодец, встал между машинами, достал сигареты… Кто рядом? Мужик… Потный. Чего вспотел, ведь не жарко? Чего стоит? Ага, узлы, чемоданы… Молодой, долговязый, с детской коляской. Коляски мы проходили. Зачем на Тверскую с ребенком? Здесь живет? Почему не в переулке? Крячко быстро преобразился. Так, Лева папашу видит и приотстал… Проехала… Мент, капитан… Возможно… Лева, ты куда смотришь? Раз милицейский, значит, родной? А мент-то пьяненький. Или играет? Лева его видит, развернулся, смотрит в ноги, остановился, пропустил… Мимо. Кто следующий?

Вакуров. Если подполковник Крячко держался у Гурова в кильватере, то капитан Вакуров двигался почти параллельным курсом, прижимаясь к зданиям. Шел четвертый час операции, Вакуров подустал. Он в успех операции не верил, но свято верил Гурову, и, раз полковник сказал «надо», Вакуров не рассуждал, работал внимательно, фиксируя каждого мужчину, оказавшегося неподалеку от любимого начальника.

Ни один здравомыслящий «авторитет» иметь полковника в противниках не пожелает. И если Лев Иванович наступает кому на горло, то могут, отчаявшись, решиться на убийство. Так ведь не в центре города средь бела дня?

Полковник убыстрил шаг, почти бежал, время от времени он делал такие рывки, давая возможность оперативникам понаблюдать за окружающими.

Вакуров смотрел на людской поток – никто не дернулся, каждый следовал в своем темпе.

Здоровый мужик тащит на плечах «Панасоник», шагнул в сторону полковника. Тяжесть повела, или коробка пустая и лишь прикрытие? Вакуров приблизился. Мужик опустил коробку на колени, поставил на асфальт, утер пот.

Вакуров хотел вернуться на свою позицию и толкнул какого-то парня с девушкой.

– Чего рот раззявил? – Парень хотел схватить Вакурова за плечо, оперативник увернулся.

– Извините. – Он улыбнулся и получил удар в ухо.

Парень оказался не один, двое дружков схватили Вакурова сзади. Он ударил одного ногой по голени и отскочил:

– Бросьте, парни, я извиняюсь!

Получивший удар присел, двое других, громко матерясь, бросились на Вакурова. Кляня себя за ротозейство, старший опер МУРа бросился наутек. Один из преследователей сразу упал, виной тому была нога подполковника Крячко, который, сделав вид, что оступился, поспешно затерялся в людском потоке.

Гуров вышел на проезжую часть, из-за припаркованных вдоль тротуара машин понаблюдал за происходящим, затем направился к телеграфу.

Светлов. Он не надевал форму много лет, а уж когда последний раз был в милицейском на улице, и не помнит. И на первое обращение «товарищ милиционер» просто не реагировал. Вскоре привык, начал щегольски козырять и с удовольствием отвечал на вопросы, как куда проехать и где чего в огромном городе находится. Он был коренным москвичом, город знал отлично, но выяснилось, что по части новых магазинов оперативник слабоват.