Теперь картина, красующаяся перед нами, казалась продолжением моей, но вытянутая и вывернутая. Я видел и чувствовал, как он соединил с ним свои руки и протянул пару неровных манипуляторов на большое расстояние и коснулся чего-то, лежащего внизу по склону.
— Теперь вступи в Логрус сам, — велел он, — оставаясь пассивным. Будь со мной, что бы я ни собирался делать. Но ни в коем случае не пытайся вмешиваться.
— Я понимаю, — сказал я.
Я запустил руки в видение, двигая ими, пока не нащупал гармонию, пока они не стали частью Логруса.
— Хорошо, — одобрил он, когда я наладил манипуляторы. — Теперь тебе понадобится только наблюдать на всех уровнях.
Что-то вибрировало и приближалось по управляемым им манипуляторам, прямо к валуну. К тому, что произошло после, я подготовлен не был.
Образ Логруса передо мной почернел, стал извиваться кляксой чернильного смятения. Меня охватило ужасное ощущение разрушительной мощи, огромной деструктивной силы, угрожавшей сокрушить меня, унести меня к блаженному ничто окончательного расстройства. Какая-то часть меня, кажется, желала этого, в то время, как другая часть кричала без слов, умоляя прекратить. Однако Сухэй сохранил контроль над этим явлением, и я увидел, как он это делает, точно так же, как увидел теперь, как он вообще добился его возникновения.
Валун слился со смятением в одно целое, соединился с ним и пропал. Не было никакого взрыва, только ощущение холодного ветра и звуков какофонии. Затем дядя медленно развел руки в стороны, и линии извивающейся черноты последовали за ним, растекаясь в обоих направлениях из того участка Хаоса, что был валуном, прокладывая длинную темную траншею, в коей я узрел парадокс.
Затем он постоял, не двигаясь, останавливая картину на этой точке. Спустя несколько мгновений он заговорил:
— Я мог бы просто высвободить ее, — заявил он, — предоставив ей уйти, куда угодно. Или задать ей направление, а затем высвободить.
Так как он не продолжал, я спросил:
— И что тогда случится? Будет продолжаться, пока не опустошит это Отражение?
— Нет, — ответил он. — Существуют факторы ограничения. По мере того, как она станет распространяться, сопротивление Порядка Хаосу будет расти. И достигнет точки сдерживания.
— А если ты останешься там, где стоишь, и будешь продолжать вызывать все больше и больше?
— Возникнут большие разрушения.
— А если мы объединим усилия?
— Еще более обширные разрушения. Но я замыслил не такой урок. Теперь я буду оставаться пассивным, пока ты управляешь ею…
И я взял на себя Знак Логруса и провел линию разрушения по громадному кругу, пока не замкнул на саму себя, окружив нас словно темным рвом.
— А теперь отошли его, — велел он, и я отослал.
И тем не менее, ветры и звуки продолжали бушевать, и я ничего не мог разглядеть за темной стеной, кажется, медленно наступавшей на нас со всех сторон.
— Фактор ограничения еще явно не достигнут, — заметил я.
— Ты прав, — хохотнул он. — Хотя ты и остановился, но все равно перешел определенный критический предел, и поэтому теперь процесс бесконтролен.
— О, — проговорил я, — сколько же это может продолжаться, пока не сработает та упомянутая тобой система естественного ограничения?
— Это произойдет уже после того, как она полностью аннигилирует участок, где стоим мы, — ответил он.
— Она расходится во всех направлениях так же, как и направляется в эту сторону?
— Да.
— Интересно. Но КАКОВА же критическая масса?
— Мне придется показать тебе. Но сначала нам лучше подыскать новое место. Это исчезает. Возьми меня за руку.
Я сжал его ладонь, и он провел меня в другое Отражение. На этот раз я вызвал Логруса и произвел операцию, в то время, как он ограничивался наблюдением. На этот раз я не дал бы процессу стать бесконтрольным.
Когда все было закончено и я стоял, дрожа, глядя на созданный мною небольшой кратер, он положил мне руку на плечо и сказал:
— Как тебе известно в теории, это и есть конечная мощь, стоящая за всеми твоими заклинаниями. Сам Хаос. Но работать с ним напрямую опасно. Однако, как видишь, возможно. Теперь, узнав это, ты обучен полностью.
Такая концовка была очень впечатляющая. К тому же она ужасала. И для подавляющего числа ситуаций, которые я мог представить, это скорее можно было сравнить с применением ядерного оружия для стрельбы по воробьям. Так вот сразу я не мог вообразить никаких обстоятельств, при которых мне захотелось бы прибегнуть к такой технике, до тех пор, пока Виктор Мелман действительно не разозлил меня.
Мощь продолжает интересовать меня во всех своих проявлениях, масштабах и стилях. Она была частью моей жизни столь долгий срок, что я считаю, что хорошо знаком с нею, но сомневаюсь, что когда-нибудь полностью ее пойму.
Глава 10
— Самое время, — сказал я тому, кто таился во тьме.
Последовавший за этим звук издал не человек. Это было тихое рычание. Я гадал, на что похож этот зверь, но был уверен, что нападение не заставит себя ждать. Однако, нападения не было. Вместо этого рык стих, и то, что таилось в темноте, заговорило вновь:
— Почувствуй страх, — донесся шепот.
— Почувствуй сам, посоветовал я ему, — пока еще можешь.