Кровь ацтека. Наследник

Матео заметил это и вздохнул.

   — Но не горюй, не так всё плохо, как я расписал. Ты же не сказал этому прощелыге, почему на него напал, к тому же в городе ты пока новичок. Я узнал в одном из его приятелей брата дамы, с которой недавно познакомился. Завтра я скажу ей, что ты набросился на этого щёголя, приняв его за человека, распевавшего любовные серенады под окном у твоей невесты. Не называя имён, я распущу слух о том, что ты ошибся и сожалеешь об этом досадном инциденте. Конечно, если тот человек, которого я ранил, найдёт тебя, то всё равно прикончит, но, по крайней мере, никто не станет трепать имя дона Хулио.

Мы дошли до дома и остановились в прохладе внутреннего двора. Матео зажёг самокрутку из табачных листьев.

   — Но когда ты смотрел на де Альву, в твоём лице было нечто большее, чем возмущение из-за интрижки Изабеллы. Так можно смотреть на человека, надругавшегося над твоей матерью.

Упоминание о матери заставило меня вздрогнуть.

   — Мне было и раньше известно о связи между Изабеллой и де Альвой, — пояснил я и, посмотрев, нет ли поблизости слуг, рассказал ему о сцене, разыгравшейся на гасиенде Велеса.

Матео выругался, заявив, что если это правда, то Изабелла должна вечно гореть в аду.

   — И это всё? Ты зол на де Альву только из-за связи его с Изабеллой?

   — Да.

   — Ты лживый вонючий lepero. А ну немедленно скажи мне всю правду, а не то я отрежу твои яйца и скормлю их рыбам в фонтане!

Не в силах далее противиться, я сел на край фонтана и рассказал Матео обо всём — почти обо всём. Не упомянул я только о встрече с Марией в публичном доме. Всё это кипело в моей душе так долго, что теперь вылилось в бурном потоке слов и заламывании рук — непонятная вендетта старухи в чёрном, сообщение о том, что мой отец gachupin, расспросы Рамона де Альвы, убийство отца Антонио и устроенная на меня охота.

После того как я закончил, Матео позвал слугу, велел ему принести нам вина и снова зажёг вонючую самокрутку.

   — Давай на миг предположим, что добрый священник говорил правду и отец твой действительно gachupin. — Он пожал плечами. — Но в Новой Испании тысячи бастардов-полукровок: метисов, мулатов, есть даже потомки китайских женщин, привезённых на галеонах из Манилы. Бастард даже с чистой кровью не может наследовать своему отцу, если тот официально не признает его и не объявит своим наследником. Но если бы родной отец тебя признал, ты бы не воспитывался лишённым сана священником в сточных канавах Веракруса.

   — Я рассуждал приблизительно так же. У меня нет никаких прав по закону, и меня почти не считают за человека. Так что причина, по которой де Альва хочет моей смерти, остаётся для меня такой же великой тайной, как и то, почему некоторым охота вдыхать противный запах горелого табачного листа.

   — Табак успокаивает, когда рядом нет женщины, которая бы меня приласкала.

Матео встал, потянулся и зевнул.

   — Завтра тебе придётся вернуться на улицы Мехико и снова стать. А я должен купить пулькерию.

Обычно Матео необычайно щедр на советы — зачастую дурные, — и то, что сейчас он не предложил никакого решения в деле с Рамоном де Альвой, оставило меня... в растерянности.

   — И всё-таки, Матео, как ты думаешь, зачем де Альве было убивать отца Антонио? Почему он желает моей смерти?

   — Я не знаю, Бастард, но мы это обязательно выясним.

   — Интересно, каким же образом?

В ответ Матео уставился на меня так, как будто я спросил, какого цвета нижние юбки его сестры.

   — Да очень просто! Мы спросим его!

85

На следующее утро я с радостью снял испанскую одежду и облачился в лохмотья lépero. Я извлёк из своих запасов полученный от Целителя порошок, от которого распухал нос, перестал умываться и даже мыть руки. Однако мне всё равно надо было с неделю поваляться в свинарнике, чтобы вернуть истинное ощущение сточной канавы.

Мне не терпелось вновь опробовать свои старые навыки попрошайничества, но очень скоро меня постигло разочарование: люди проходили мимо и ни один из них не бросил в мою грязную ладонь даже самой мелкой монетки. О вывёртывании конечностей речь уже не шла. Меня могли узнать, да и суставы из-за отсутствия практики утратили былую гибкость.

Плач, всхлипывания, мольбы, скулёж — ничто не приносило денег. Я по наивности полагал, что коль скоро Мехико раз в двадцать больше Веракруса, то и милостыни здесь можно собрать в двадцать раз больше. Но не тут-то было: скоро я понял, что если здесь и можно получить чего-то в двадцать раз больше, то это пинков и ударов хлыстом.

Может быть, дело во мне, подумал я. Для того чтобы стать настоящим lépero, как и настоящим кабальеро, недостаточно только одежды, манеры ходить или говорить. Здесь важно и твоё самоощущение, как ты думаешь. Я уже не думал как lépero, и другие, наверное, это подсознательно чувствовали.