Кровь баронов (ЛП)

—　Я вам верю, Флориан!　— прошептала молодая девушка, невольно сжимая руку рыцаря.　— Вы добры, и я вас люблю, Флориан,　— продолжала Маргарита с глубоким волнением.　— Я вас люблю, как брата,　— прибавила она едва слышно; но Флориан слышал только начало фразы, которое наполнила восторгом его сердце.

Ободренный словами молодой девушки, он хотел, наконец, открыть ей свое сердце, всю любовь, которую заключало оно, и Маргарите приходилось испытать одну из тех пыток, которые ее страшили. Но вошедший слуга объявил Флориану, что его спрашивает какой-то незнакомец.

—　Его имя?　— спросил с нетерпением Флориан.

—　Он не говорит.

—　Пускай он придет в другой раз. В настоящую минуту я не могу его принять.

—　Он поручил передать вам это, сударь.

Слуга подал Флориану золотое кольцо, на котором были вырезаны три слова: «По первому призыву». Флориан вздрогнул и побледнел.

—　Что такое?　— спросила Маргарита.　— Недобрая новость, Флориан?

—　Нет,　— проговорил он задыхающимся голосом,　— нет… Это друг, приезда которого я не ожидал… Я должен поговорить с ним… До свидания, Маргарита… Помолитесь за меня…

Он поцеловал руку молодой девушки и удалился вслед за слугой.

IX

Человек, ожидавший Флориана, был мужчина лет тридцати, хотя по-видимому ему и можно было дать за сорок, до того лицо его было изборождено глубокими морщинами и носило следы усталости и болезни. Его высокий стан уже горбился, как у старика. Его впалые глаза блистали болезненным блеском от лихорадки, снедавшей тело и мозг незнакомца.

Его и без того уже высокий и широкий лоб казался еще выше от недостатка волос. Довольно большой рот его имел странное выражение сарказма и энергии.

По временам исхудалые руки его судорожно сжимались, как бы стискивая перо или рукоятку меча.

Хотя он и носил одежду дворянина тогдашнего времени, но вместо сапог был обут в толстые, изношенные и запачканные грязью башмаки, облегчавшие долгую ходьбу по дурным дорогам.

Человек этот казался очень усталым.

Он сидел в кресле, руки его безжизненно висели вдоль тела; голова была закинута на спинку кресла — вся поза показывала слабость и истощение.

Но, тем не менее, при входе Флориана незнакомец быстро встал и твердыми шагами подошел к молодому человеку.

—　Флориан,　— произнес он,　— узнаете ли вы меня?

—　Да будет благословен приход ваш в этот замок, Ульрих Гуттен, мой благородный учитель!　— вскричал рыцарь, сжимая с чувством и почтением руку гостя.

—　Благодарю тебя за твое приветствие,　— сказал Ульрих.　— Но такие гости, как я, редко приносят с собой радость; чаще они бывают причиной горести и слез.

—　В замках, может быть,　— сказал Флориан,　— но в хижинах приход подобных гостей скорее осушает слезы, чем заставляет проливать их.

—　Флориан,　— прервал его Ульрих,　— минуты мои сочтены и даже другу я не могу пожертвовать часом. Минута настала, готов ли ты следовать за мной?

—　Через несколько дней, Ульрих,　— отвечал рыцарь.

—　Взгляни на это кольцо и вспомни твой долг и твою клятву,　— сказал Ульрих.　— По первому призыву.

—　Сегодня именно назначена моя помолвка…

—　С дочерью императора,　— прервал его Ульрих.　— Я знаю это, потому-то я и пришел сегодня утром. Брак этот не должен состояться, Флориан.

—　Отчего?

—　Неужели красота женщины заставила тебя забыть все величие и святость дела, которому ты поклялся служить? Слушай, Флориан: когда я тебе объяснил, два года тому назад, в каком положении находятся наши крестьяне-христиане, с которыми обращаются как с вьючными животными, оправдываясь тем, что они носят название рабов и вассалов — твое благородное сердце содрогнулось от их страдания. При виде этих ужасов, сердце твое возмутилось. Ты поклялся перед Богом пожертвовать твоим состоянием и жизнью для облегчения участи несчастных угнетаемых. Ты поклялся покинуть все, что было дорого тебе на земле, отказаться от своих титулов, от своего имени, семейства и посвятить себя всецело святому делу свободы и единства Германии. Правду ли я говорю?

—　Правду,　— прошептал Флориан,　— и чего бы мне ни стоило, я останусь верен моей клятве. Но я у вас прошу несколько дней, несколько часов даже… Если бы вы знали, как прекрасна Маргарита и как я ее люблю!

—　Если же ты ее любишь, так сегодня же должен оставить ее, потому что не имеешь права соединять участь свою с ее участью. Разве забыл ты, что нас ожидает, Флориан? Между тем я честно предупредил тебя обо всем. Тебе известна жизнь моя с некоторых пор, жизнь, полная трудов, борьбы, лишений и беспрестанных разочарований; такова, конечно, будет и твоя, мой друг. Апостол всегда мученик. Освободить христиан от рабства — дело святое, и только на небе мы можем ждать себе за это награды. Но здесь, увы! Эти самые крестьяне, ради которых мы жертвуем собой, может быть первые подымут на нас руку.

—　Ты прав,　— прервал его Флориан,　— ты прав, Ульрих… Благодарю тебя, что ты напомнил мне мой долг, я готов следовать за тобой. Прошу у тебя только времени проститься с моей матерью и с Маргаритой…

—　Не делай этого, Флориан. Это расстроит тебя, встревожит их. Зачем подвергать себя мольбам, которые истерзают твое и их сердце… Уйдем сейчас же.