Кровь баронов (ЛП)

—　Я все знаю. С высоты престола государи не всегда могут видеть все, что делается внизу. Ваше величество были обмануты. Чтобы я ни вынес вследствие приговора, ничто не заставит меня изменить верности моему государю.

—　Вы любите мою дочь? Графиню Эдельсгейм?　— спросил Максимилиан.

—　Всей душой, государь.

—　Так как рыцарь Гейерсберг перешел на сторону бунтовщиков, то я избрал Маргарите другого супруга, и, чтобы не случилось в будущем, решимость моя непоколебима. Вместо того, чтобы жертвовать для меня жизнью, не лучше ли вам устранить единственное препятствие, разъединяющее вас теперь с любимой женщиной?

—　Отец!　— прошептала девушка, схватив императора за руку.

—　Вы колеблетесь?　— спросил он, обращаясь к графу.

—　Нет, ваше величество,　— твердо отвечал Гельфенштейн.　— Вы мой государь и сверх того, отец графини; следовательно, жизнь моя принадлежит вам вдвойне. Еще раз предлагаю ее вам.

—　Славный ответ, храбрый рыцарь,　— воскликнул Максимилиан, положив руку на плечо графа,　— но если мне угрожает опасность, я не могу согласиться, чтобы другой подвергался ей за меня.

—　Государь,　— отвечал Людвиг,　— вспомните, что вы глава целой нации, что жизнь ваша принадлежит не вам одним, а миллионам людей. Я не предполагаю, чтоб вашей, а тем более моей жизни грозила здесь опасность; но если с вами случиться какое-нибудь несчастье, подумайте, как ужасны будут его последствия.

—　Я не могу покинуть дочь!

—　Но ведь вы ничего не можете сделать здесь для нее?　— Положительно ничего. Другое дело, если вы освободитесь; тогда силой или выкупом…

Его прервал Лоренц, подойдя к нему, и дернув его за плащ.

—　Что тебе?　— спросил граф нетерпеливо.

—　Пора идти, сударь. Если вы будете медлить, Черная Колдунья возвратиться. Тогда я лучше уйду и брошу ваши тысячу флоринов.

—　Еще минутку,　— сказал Гельфенштейн.

Людвиг и Маргарита начали еще настойчивее уговаривать императора, который согласился, наконец, воспользоваться самопожертвованием графа.

—　Лоренц,　— сказал граф крестьянину,　— пойди прежде, взгляни, что делается за оградой, там ли еще Черная Колдунья.

После минутного колебания крестьянин повиновался.

Едва он ушел, как Максимилиан поспешно надел шляпу и плащ графа.

—　Боюсь, не видели ли вас,　— сказала шепотом Маргарита. Она встала перед ними и старалась по возможности загородить их, пока они обменивались платьем.

—　Кто? Люди Мецлера?　— спросил граф.

—　Нет, они совершенно заняты тем, что происходит за оградой; но посмотрите, как за вами следит начальник ландскнехтов Флориана, делая вид, будто смотрит в другую сторону.

—　Мне что-то знакомо это угрюмое лицо и этот громадный рост,　— сказал император, который, подобно многим великим людям, необыкновенно легко запоминал лица.　— Ба, да ведь это Кернер. Прощай, дитя мое,　— продолжал он, целуя Маргариту,　— да хранит тебя Бог. Я приду освободить тебя. Прощай, граф; если Богу угодно, мы скоро увидимся, и хотя вы потерпели несправедливо но, может быть, я найду средство вознаградить вас за все страдания.

Маргарита, которую Кернер видел в Гейерсберге, сделала шаг, чтобы подбежать к нему, но Максимилиан знаком остановил молодую девушку.

—　Стой!　— вдруг раздался грубый голос Кернера. Он схватил императора за руку.　— Это что за переодевание?

—　Право, Кернер, тебе суждено самой судьбой встречаться со мной всякий раз, как мне приходится туго,　— сказал Максимилиан, улыбаясь.

И с этими словами, он приподнял шляпу и показал свое лицо опешившему ландскнехту.

—　Император!　— пробормотал остолбеневший Кернер.

—　Он и есть, только тише. Держи язык за зубами, а главное, позаботься о безопасности этой девушки и ее товарища. Если они благополучно прибудут в Аугсбург, обещаю наполнить твой шлем золотом.

Пока Максимилиан с проводником с трудом пробираются через чащу по оврагам и топям, обратимся к событиям на прогалине Скалы Бедствий.

Крестьяне, горожане, солдаты — все сбежались к ограде посмотреть, как явится будущий предводитель их. Здесь было по крайней мере полторы тысячи человек, толпившихся в необыкновенном волнении.

По приказанию Сары все костры были потушены, даже горевший перед Скалой Бедствий.

Вместо последнего в двух или трех футах от скалы, разложили новый костер в несколько футов в поперечнике; он состоял из хвороста и камыша.

В нескольких шагах перед костром, на несколько футов над ним, на маленьком холмике поставили огромный котел, от которого к костру шла небольшая канавка. Под котлом были сложены уголья со всех погашенных костров, и его наполнили разными диковинными снадобьями.

Когда он закипел, в нем начало по временам вспыхивать разноцветное пламя, что в высшей степени возбуждало внимание и любопытство крестьян. Они приписывали это пламя ехидным жабам и другим страшным гадам, которые Супербус, карлик колдуньи, принес в изобилии в кожаном мешке и пригоршнями бросал в котел.