– Пойдем в бассейн, Цезарь, – позвал он. – Это прочистит тебе голову, прежде чем ты выберешь курс, который может привести только к распятию за предательство.
Гай Октавиан грозно зыркнул на него, но поднялся вместе с Агриппой, и втроем они пошли к глубокому, темному бассейну. Ледяная вода просто обжигала, но Меценат без колебаний спустился в бассейн, несмотря на то что по всему его телу тут же побежали мурашки. Агриппа присоединился к нему, зашипев сквозь стиснутые зубы. Последовал за ними и Октавиан, согнув колени, чтобы вода дошла до шеи. Когда он заговорил, его зубы так стучали, что друзья едва разобрали его слова.
– Ты думаешь, я должен жить на солнце, М-меценат? Как ты говорил, нужно было выбрать Александру Великому, когда перед ним лежала вся жизнь? Я н-не поверил в это тогда и не верю теперь. Я не успокоюсь, пока не умрут все Освободители. Ты это понимаешь? Я рискну и своей, и твоей жизнью тысячу раз, пока не доведу дело до конца. Жизнь – это
От холода у него онемело тело, руки не желали слушаться, и он с трудом вылез из бассейна. Агриппа тут же последовал за ним, а Меценат задержался. Его загорелые руки и ноги резко контрастировали с белизной тела. Холод сковывал движения, но сердце билось быстро и гулко.
– Хорошо. – Знатный молодой человек протянул руку согревающимся на краю бассейна товарищам. – Вытащите меня. – Агриппа схватился за нее и помог ему вылезти из воды. – Я не бросаю друзей только потому, что они решили разъярить Сенат и легионы Рима.
Глава 9
Группа мужчин, оседлавших коней у городского дома Цезаря на Эсквилинском холме, оказалась куда многочисленнее четырех усталых путников, которые вошли в дом прошлым вечером. Октавиан последовал совету Мецената и назначил нескольких старших по положению рабов своими уполномоченными. И они определенно старались не подвести своего нового хозяина. Прежде всего, из других имений Юлия Цезаря привели лошадей, подготовленных для марш-бросков и сражений в бою. Десяток людей разъехались по поместьям Цезаря, включая и сад на берегу Тибра, еще не переданный городу, чтобы собрать и привезти все имеющиеся там записи и списки.
Меценат настоял, чтобы Гракх тоже сходил в баню, прежде чем сопровождать их. Волосы легионера еще не высохли, а лицо оставалось красным после парной, но, помывшись, все они чувствовали себя гораздо лучше. Казалось, все недоразумения и злоключения остались в прошлом, сошли с них, как сходит черная грязь под бронзовым стригилем[10] и маслом.
Спускаясь с холма, необычная группа привлекла внимание уличных мальчишек. Октавиан решил, что они надеются получить несколько монеток. Но мальчишки не протягивали руки и не приближались. Молодой человек подумал даже, не подослал ли их кто-то, чтобы следить за его перемещениями. Едва ли в Риме удалось бы найти более дешевых шпионов. Однако на каждой улице, которую он пересекал со своими людьми, толпа росла, и состояла уже не только из беспризорников. Мужчины и женщины указывали на него своим друзьям, шепча имя Октавиан, а чаще – Цезарь. Они тоже шли за ним, и вскоре за конным отрядом, направляющимся на Марсово поле, следовали уже десятки людей, а потом их число дошло до доброй сотни.
Наследник Цезаря сидел на жеребце, выпрямившись, одетый в броню, которую в доме ему подогнали по росту и фигуре. Цильний Меценат, тоже в броне, добавил к ней плащ, хотя насколько знал Гай Октавиан, он не имел никакого воинского звания. Сам молодой человек подумал о тоге, однако он, в отличие от Мецената, командовал римскими солдатами, а офицерский плащ давал сигнал тем, кто знал о подобных нюансах.
Когда они выехали на рыночную площадь, вся торговля прекратилась вместе с разговорами, и Октавиан вновь услышал, как над площадью прошелестело имя Цезаря. К тому времени, когда всадники добрались до подножия Капитолийского холма, их сопровождали уже многие сотни мужчин и женщин, и все старались разглядеть одного-единственного человека. Его новое имя выкрикивалось со всех сторон, привлекая все больше людей. А сам он смотрел прямо перед собой.
– Не оборачивайся, – Меценат приблизился к нему, – но я думаю, нас преследуют.
Октавиан Фурин фыркнул – напряжение вызвало нервный смех. Он начал подниматься на Капитолийский холм и не останавливался, пока конный отряд не добрался до вершины. С другой стороны под ними высился театр Помпея, размерами в три раза больше старого здания Сената. Толпа начала спускаться с холма. Флагов над крышей театра не было. Сенат в этот день не проводил заседания, хотя Октавиан не сомневался, что они слышали о его продвижении по городу. Он мрачно улыбнулся. «