Кровь боярина Кучки

- Мне нынче же потребно повидать Улиту, - твёрдо заявил Род. - Затем и добирался издалека Варяжским морем, обтекая земли ляховицкую да политовскую.

- Ты нынче же её увидишь, - пообещал Яким. - Анбал тебя проводит, придворный ключник.

- Не по сердцу мне твои друзья, - признался Род.

- Иных не жду, - сухо изрёк Кучкович. - Сам сказывал: быть настоящим другом значит не разлучаться ни в добре, ни в зле. Эти мои друзья и во зле пойдут со мною рука об руку. - Минуту спустя он промолвил уже коснеющим языком: - Однако же вздремнём слегка. День только начинается. Он будет не из лёгких.

3

- Слушай, ты веришь мне? - вопросом на вопрос откликнулся Анбал, когда Род удивился, что они подходят ко дворцу с тыльной стороны.

- Легковерие свойственно нравам грубым,- возразил он Анбалу.- С меня достаточно твоей верной дружбы с Якимушкой.

- У-у-у-уй, как хорошо сказал! - усладно замотал голым черепом ключник. И больше не произнёс ни слова. Молча отпирал задние потайные калитки, черные входы не для посторонних, глухие двери неожиданных перемычек в многочисленных переходах. Тёмный лес, а не дворец! Анбал же, запустив пятерню под широкую рубаху навыпуск, гремел связкой ключей у пояса и сразу находил нужный.

Рода заботило, что Силка Держикрай стережёт его коня близко от главных ворот дворца. Через них ли уходить доведётся, чтоб ускакать не мешкая?

- Вевейка нас не подсмотрит? - истиха остерёг Род Анбала.

Тот лишь фыркнул презрительно.

Вот и верхние сени. Множество дверей.

- Когда выйдешь из государыниной одрины, во-о-он в ту ступай, - указал Анбал на самую дальнюю. - За ней подожду. Небось к болящей никто сейчас не войдёт: послеобеденный опочив!

И он приотворил среднюю, самую высокую, двустворчатую дверь.

В одрине было светло. Оконца выходили на юг. А Род ощутил себя ночью на Букаловом новце под ветлой. Показалось, будто невольно заглотнул сырой воздух. Увидел, как в черноте над болотом сгущается белый туман. И не просто сгущается, встаёт сплошной простыней. А на простыне возникают цветные тени… все чётче, все зримее. Он видит женщину на просторном богатом одре. Неухоженные слипшиеся волосы мокрой соломой размётаны по подушке. Предсмертная желтизна на больших одутловатых щеках. Чуть вздёрнутый нос заострился. Маленький треугольник губ чернеет, как кровля покосившейся кельи. Воспалённые зелёные глаза устремлены на вошедшего. Рука с указующим перстом потянулась к нему. Он приблизился.

Сейчас все исчезнет. Резвая юница, налитая цветом и соками, окажется рядом с ним под ветлой, позовёт: «Пойдём скорее к костру! Хочу, чтобы сказка длилась как можно дольше…» Но сказка давно кончилась. Грёза не исчезает. А он, не послушный судьбе и времени, упрямо любуется дорогим лицом: губки - домиком, носик - уточкой, щеки - опрокинутыми блюдцами, и все это - в озёрной зелени глаз, в солнечном золоте волос…

Он опустился на колени, не в мечтах, а наяву исцеловал драгоценный лик, чтоб ни одного нецелованного пятнышка не осталось. Две слезы выкатились из-под прикрытых Улитиных век. Он бережно отёр их губами.

- Опять ты рюмишь!

И едва прозвучал чуть слышный, будто отдалённый голос в ответ:

- Как мне не рюмить? Ведь ты пришёл!

- Я был далече, у сарацинов, в землях иберийских, - торопливо шептал он как исповедь, - А ты всегда была рядом…

- Не знаю… где… такие земли, - едва выговаривала она. - И ты… тоже… всегда был рядом.

Потом оба длили радость слов, созерцая друг друга.

- Дозволь осмотреть тебя, - несмело попросил Род. - Дозволь увидеть твою болезнь. Не в силах ли я исцелить её?

Она отрицательно дрогнула головой:

- Не надо… не надо тебе касаться изъянов плоти моей…

- Ты встанешь, сызнова будешь радостна и здорова, - убеждал он. - Ведь я вернулся!

Персты её стали спешно перебирать белые покровы на груди.

- Родинька, - позвала она, - приблизь руку…

Он вложил свои персты в её, она подтянула его руку к губам. Поцелуй почти не почувствовался.

- Более ничего не надо, - выдохнула Улита.

- Я не отдам тебя, - настаивал Род, - верну в этот мир…

- Сына возврати… в этот мир, - ласкала его взглядом Улита. - Сын… хочет надевать клобук…

- Помозибо тебе за сына, - целовал он ей руки. - Приложу все старания: хоть глазком гляну на него.

Улита прошептала что было сил:

- Посети Глебушку… Он все знает… он ждёт тебя.

- Мне Букал берестяную епистолию завещал, - с жаром принялся рассказывать Род. - Там такая заповедь: «Не желай жены, желай сына». Помозибо тебе за сына, Улюшка! А я - грешник! Желая его, я вою жизнь желал тебя, тебя и тебя… Проклятая разрыв- трава! - не сдержал он стона. - Всю жизнь нашу испрокудила!

- Бука-а-ал! - нежно вспомнила Улита, погружаясь в райское прошлое. - Разрыв-трава… - Её невесомая рука поискала и вновь нащупала его пальцы. - Вот и все… Нам пора с тобой…

- Я ещё приду, - горячо пообещал Род.

- Только не сюда, - откликнулась она. - Здесь опасно… - И чуть оттолкнула его руку. - Уходи… сюда могут взойти…

- Боже мой! - Род с трудом встал с колен.

Улита внятно произнесла:

- Помни мою любовь… Не задерживайся здесь… Приходи скорее… - И тут же закрыла, даже зажмурила глаза.