Кровь боярина Кучки

- Надобно развести огонь, - нарушил его Букал.

- Цто решила, то и решила, - хихикнул в маленькую бородку новгородский волхв.

Род вышел и вздул огонь на старом кострище, где они только что сидели на бревне с будущей великой княгиней. Богомил подвесил над жаром небольшой обоухий котёл. Скоро все четверо переместились к огню под звезды. Букал в утрешнем емурлаке стал чудодействовать над костром. Старательно разложил траву на некрашеном деревянном блюде. Потом руки его заработали быстро. Пучок за пучком кидалось зелье то в огонь…

- Разрыв-трава, в огне не сгори!

…то в кипящий котёл…

- Разрыв-трава, в кипятке не сварись!

Длинные сухие пальцы старика выхватывали пучки из костра и котла, сами не обжигались и не обваривались.

- Мужское сердце в пучину глядит… Женское чело под венцом горит… Разрыв-трава, одолей пучину… Разрыв-трава, поддержи венец… - заклинал он, бросая заговорённое зелье в бронзовую чашу с ключевой водой.

Вода в чаше зеленела и зеленела, доходя до яшмовой красоты. А старик тем временем что-то бормотал и бормотал все тише и тише. В конце концов слышалась какая-то невнятица. Потом он отряхнул ладони, пошёл мыть руки.

Богомил отцедил воду в чаше, разлил по кружкам. Вернувшийся Букал пошептал поочерёдно над каждой кружкой, не прикасаясь к ним, взглядывая то на Рода, то на Улиту.

- А теперь питье доведено доготова. Выпейте каждый своё до дна.

Род и Улита выпили.

- У-уй, горечь какая! - прослезилась боярышня.

Род не поморщился.

Букал ушёл в хижину.

- Пусть отдохнёт, муценик, - сказал Соловей. - Я пока приготовлю пиршество. А вы погуляйте.

Вчерашние путешественники пошли прочь от костра. Хмарь так быстро разрослась в небе, что ни звёзд, ни июньской светлоты на нём не осталось. Лишь север, как ни странно, стал самой яркой стороною света, не отдал туче свой серебряный пояс.

- К болоту не пойдём, - попросила Улита, - Там темь… К лесу тоже не пойдём, там кузнец… Постоим под этой ветлой. И укрой меня, я дрожу.

- Великая княгиня Улита Степановна, - задумчиво пробормотал Род.

Девушка тихо рассмеялась.

«И все между нами кончится», - хотел юноша продолжить, да лишь уста приоткрыл, сырой воздух заглотнул. Увидел, как в черноте над болотом белый туман сгущается, и не просто сгущается, встаёт сплошной простыней, а на простыне возникают цветные тени… все чётче, все зримее. Вот он увидел женщину на просторном богатом одре. Неухоженные слипшиеся волосы мокрой соломой размётаны по подушке. Слезы на больших одутловатых щеках. Чуть вздёрнутый нос заострился. Маленький треугольник губ чернеет, как кровля покосившейся кельи. Воспалённые зелёные глаза устремлены на него. Рука с указующим перстом тянется к нему… Род отшатнулся… и все исчезло. Надо же примерещиться такому!

- Пойдём скорее к костру, - потянул он Улиту.

Не заметив в нем перемены, она продолжала о своём:

- Хочу, чтобы сказка длилась сегодня как можно дольше. Мне видок Богомил пообещал заглянуть не на сто, а на триста лет вперёд. А если на пятьсот? - услаждал слух Рода мелодичный девичий лепет.

У костра - ни души. Старики хлопотали в избе у стола.

- Пиршество из двух перемен! - объявил Богомил, - Первая - каша с осетрёю головизною, вторая - лапша с перчем, - Увидел поскучневшее личико Улиты и добавил: - А на запивки взвар квасной с изюмом да с пшеном, - и блаженно заулыбался, приметив оживление гостьи.

- Ты обещал мне вдаль веков нынче заглянуть, - напомнила за едой Улита.

Букал неодобрительно покачал головой. Соловей смешно сдвинул брови (он хмурился редко), однако сказал:

- Обещанное надобно отдавать…

- Может, гостья пожалеет тебя, простит обещанное? - попытал почву хозяин кельи.

Улита заупрямилась:

- Нет, не прощу! Сделай милость, Соловей, ты же обещал. Я, наверно, никогда к взаправдашним волхвам больше не попаду. Завтра ведь уеду… Как такое упустить?

- Вдругожды не попадёшь, - твёрдо предрёк Букал.

- Глупьём пообещал, - пробормотал Богомил, - Ладно, выполню, цто будет в измогу.

Он полез на полати, достал из своего подголовка ларец, извлёк оттуда склянку и вышел из избы.

- Что у него в склянке? - полюбопытствовала Улита.

- Каменный порошок, - неохотно сказал Букал.

Улита поспешила за Богомилом на воздух, следом за ней - Род.

Букал вышел последним и предупредил:

- Не приближайтесь к нему, пока я не велю.

Соловей осторожно помалу сыпал порошок в костёр и окутывался странным сиреневым дымом.

- Кто бел-горюч камень-алатырь изгложет, тот мой заговор переможет, - уже не обычным своим тенором, а чужим глуховатым голосом без родного выговора произносил волхв. - Тридцать три ворона несут тридцать три камня, бросают в огонь на триста лет, высекают три тысячи искр, кинут камень, подымут пёрышко, сами молчат, камни вопиют…

- Что он говорит? - тормошила Улита длинный рукав Букалова емурлака.

Букал молчал.

- Соловей мару на себя вызывает, - шёпотом пояснил Род, - Как мара на него найдёт, начнёт будущее видеть…

Волхв стоял у костра, простирая руки к огню, дыша обволакивавшим его дымом, багрянея лицом…

Букал подал знак, и они приблизились.