Гадать бесполезно. Скоро она их увидит. Если они окажутся слишком старыми, чтобы помочь ей, она использует чары и заполучит в свое распоряжение других.
Когда в полдень солнце начало опускаться за реку, человеческие запахи стали сильнее. В ветре появилось больше дыма и другой вони человеческого жилья. Их звуки так же достигали ее чуткого слуха. Их пронзительные крики, которыми они обращались друг к другу, соперничали со звуками сопровождавшими их бесконечные старания по переделке мира. Топоры разрубали дерево на части, а молотки заново сколачивали их друг с другом. Люди никогда не могли принять мир таким какой он есть и жить в нем. Они всегда разрушали его и жили на обломках.
На реке снующие лодки сражались с течением. Когда ее тень поравнялась с ними, люди стали смотреть вверх, крича и указывая пальцами. Она не стала обращать на них внимание. Впереди были плавучие доки, обслуживающие город на вершинах деревьев. Она пролетела над ними, и осталась недовольна тем, что они казались такими маленькими. Она уже приземлялась на них, почти сразу посл того, как вылупилась из кокона. Правда, доски треснули и сломались под ее весом, какие-то лодки были повреждены, а другие уплыли вниз по реке, все еще привязанные к выломанному куску пирса. В этом едва ли была ее вина, люди должны были строить прочнее, если хотели чтобы драконы приходили к ним с призывом.
Сложив крылья она захрипела от боли и сделала круг. Больно будет где бы она не приземлилась — в воде или в доках. Значит доки. Она раскрыла крылья и ударила ими вытянув когтистые лапы в направлении причала. На продолговатой деревянной конструкции кричали и разбегались в разные стороны люди.
— С ДОРОГИ! — Взревела она, предупреждая, одновременно впечатывая эту мысль в их крошечные мозги. — Малта! Рейн! Служите мне! — Затем ее вытянутые передние лапы ударили о настил. Плавучий причал опустился под ней, привязанные лодки сильно накренились, в стороны полетели отколовшиеся куски дерева. Серые воды реки поднялись, окатив ее и она заревела в ярости от их холодного кислотного прикосновения, и тут непотопляемый причал выровнялся. Конструкция под ней поднималась, до тех пор, пока вода не стала едва покрывать ее лапы. Она с отвращением хлестнула хвостом и почувствовала что дерево подалось под ударом. Она посмотрела через плечо, на лодку, кренившуюся и качавшуюся на волнах. — Глупо было привязывать ее здесь. — Заметила она и двинулась по причалу, который погружался и раскачивался под ней при каждом шаге, пока она не вышла на грязный растоптанный берег. Когда она сошла с причала, почти весь он всплыл на поверхность. Лишь одна лодка оторвалась и уплыла.
На твердой, пусть и болотистой земле она остановилась. Какое-то время она лишь дышала. Волны жара проходили через ее тело, окрашивая шкуру в цвета боли и гнева. Она наклонила голову в мучении и стояла неподвижно, заставляя его прекратиться. Когда наконец-то все прошло, а разум ее прояснился, она подняла голову и осмотрелась.
Люди, с визгом разбежавшиеся при ее появлении теперь начали собираться на безопасном расстоянии. Они окружали ее как стервятники, галдя как потревоженная стая грачей. Этот гвалт раздражал, так как она не могла выделить поток мыслей ни одного из них. Паника, паника, паника! Это все что они передавали друг другу.
— Тишина! — заревела она на них, удивительно, но они замолчали. Боль от ее раны начинала напоминать о себе. У нее не было времени на для этих гомонящих обезьян. — Рейн Хурпус! Малта! Сельден! — Последнее имя она выкрикнула с надеждой.
один из людей, здоровый детина в покрытой пятнами тунике, набался храбрости, чтобы ответить ей: — Никого из них здесь нет. Сельден исчез уже давно, а Рейн с Малтой уехали в Кассарик и с тех пор их никто не видел! Так же как сестру Рейна, Тилламон. Все исчезли!
— Что? — Ярость пронзила ее. Она взмахнула хвостом и снова взревела, от боли, которую это вызвало. — Все ушли? Ни одного Хурпуса чтобы служить мне? Что за оскорбление?
— Не все Хурпусы ушли. — женщина прокричавшая это была стара. Чешуя на лице выдавала в ней уроженку Дождевых Чащоб. Ее зачесанные и сколотые волосы были седыми, но она быстро спускалась к драконице по широкой дороге, ведущей от города. Остальные люди расступились в стороны, давая ей пройти. Она шла бесстрашно, однако дочери неуверенно семенившей за ней, жестом приказала оставаться сзади.
Тинталья подняла голову чтобы рассмотреть старую женщину. Она не могла плотно прижать крыло к ране, поэтому позволила обоим крыльям свободно свисать по бокам так, словно бы это было сделано преднамеренно. Она подождала пока женщина приблизится и сказала: — Я помню тебя. Ты Яни Хурпус, мать Рейна Хурпуса.
— Это я.