Цири отвернулась. Ведущие в глубь пропасти ступени исчезли, растворились, на их месте возникло серое свинцовое море, пенящееся, вздыбленное ломкими хребтами волн. В тишину снова ворвался крик чаек.
— Лети, — проговорил голос устами девочки. — Пора. Возвращайся, откуда пришла, Четырнадцатая с Холма. Лети на крыльях чайки и слушай крики других чаек. Слушай внимательно!
— Заклинаю тебя…
— Ты не можешь. Лети, чайка!
И неожиданно вновь возник свистящий вихрь, влажный и соленый ветер, и был полет, полет без конца и начала. Дико кричали чайки. Кричали и повелевали.
— Трисс!
Она открыла глаза, откинула голову на подушку, пошевелила онемевшими руками.
— Геральт?
— Я здесь, с тобой. Как ты себя чувствуешь?
Трисс осмотрелась. Она лежала на кровати в своей комнате. На лучшей кровати во всем Каэр Морхене.
— Что с Цири?
— Она спит.
— Как долго…
— Слишком долго, — прервал он, накрыл ее одеялом, обнял. Когда наклонялся, медальон с волчьей мордой замаячил у нее перед глазами. — Ты поступила не лучшим образом, Трисс.
— Все в порядке. — Она вздрогнула в его объятиях и тут же подумала: «Все вовсе не в порядке». Потом повернула голову так, чтобы медальон не прикасался к лицу. Теорий о свойствах ведьмачьих амулетов было множество, но ни одна не советовала чародейкам прикасаться к ним в дни и ночи Солнцестояний.
— Мы… Мы что-нибудь говорили в трансе?
— Ты — нет. Все время была без сознания. Цири… прежде чем проснуться… сказала: Va’esse deireadh aep eigean…
— Она знает Старшую Речь.
— Не настолько, чтобы построить полную фразу…
— …означающую «Что-то кончается». — Чародейка провела по лицу рукой. — Геральт, все очень серьезно. Девочка — невероятно мощный медиум. Не знаю, с чем и с кем она контактирует, но думаю, для нее не существует пределов контакта. Что-то хочет овладеть ею. Что-то… что для меня чересчур могущественно. Я боюсь за нее. Очередной транс… может кончиться психическим срывом. Я не могу этого осилить, не умею овладеть, не смогу… В случае нужды я не смогла бы заблокировать, приглушить ее способности, не сумела бы постоянно их гасить, если б потребовалось. Ты должен воспользоваться помощью… другой чародейки. Более способной. Более опытной. Ты знаешь, о ком я.
— Знаю. — Он отвернулся, поджал губы.
— Не упрямься. Не сопротивляйся. Я догадываюсь, почему ты обратился не к ней, а ко мне. Перебори гордыню, перебори обиду и ожесточение. Это бессмысленно. Ты измучаешься. К тому же ты рискуешь здоровьем и жизнью Цири. То, что скорее всего произойдет с ней в очередном трансе, может оказаться хуже испытания Травами. Обратись за помощью к Йеннифэр, Геральт.
— А ты, Трисс?
— Что я? — Она с трудом сглотнула. — Я не в счет. Я подвела тебя. Подвела во всем. Я была… была твоей ошибкой. Ничем больше.
— Ошибки, — медленно проговорил он, — тоже зачисляются на мой счет. Я не вымарываю их из жизни и из памяти. И никогда не ищу виновных. Ты многое значила для меня и всегда будешь значить. Ты никогда не подводила меня, не разочаровывала. Никогда. Поверь.
Она долго молчала, наконец сказала, сдерживая дрожь в голосе:
— Я останусь до весны. Буду рядом с Цири… Буду присматривать за ней. Днем и ночью. Я буду с ней днем и ночью. А весной… Весной мы отвезем ее в Элландер в храм Мелитэле. Возможно, то, что хочет взять над нею власть, не сможет подступиться к ней в храме. И тогда ты обратишься за помощью к Йеннифэр.
— Хорошо, Трисс. Благодарю тебя.
— Геральт…
— Слушаю.
— Цири сказала что-то еще, верно? Что-то такое, что слышал только ты. Что?
— Нет, — возразил он, и голос у него дрогнул. — Нет, Трисс.
— Прошу тебя.
— Она обращалась не ко мне.
— Знаю. Ко мне. Скажи, прошу.
— Уже когда проснулась… Когда я ее поднял… Она прошептала: «Забудь о нем. Не мучай его».
— Не буду, — сказала Трисс тихо. — Но забыть не могу. Прости.
— Это я должен просить у тебя прощения. И не только у тебя.
— Ты так сильно любишь. — Она не спросила, сказала.
— Да, — вполголоса признался он после долгого молчания.
— Геральт…
— Слушаю, Трисс.
— Побудь эту ночь со мной.
— Трисс…
— Только побудь.
— Хорошо.
Вскоре после Мидинваэрна снег перестал. Ударили морозы.
Трисс не оставляла Цири одну ни днем, ни ночью. Все время была настороже.
Девочка почти каждую ночь просыпалась с криком. Бредила, плакала. Чародейка успокаивала ее заклинаниями и эликсирами, усыпляла, обнимая и покачивая на руках. А потом долго не могла уснуть сама, размышляя о сказанном Цири во сне и после пробуждения. И чувствовала все возрастающий страх. Va’esse deireadh aep eigean. Что-то кончается…
Так продолжалось десять дней и ночей. И неожиданно прошло. Кончилось, исчезло бесследно. Цири успокоилась, спала спокойно, без сновидений, без бреда.
Но Трисс неустанно присматривала за ней. Не отходила от девочки ни на шаг. Все время была настороже.
— Быстрее, Цири! Шаг вперед, отскок! Полупируэт, удар, отскок! Удерживай равновесие левой рукой, иначе свалишься с гребня! И побьешь себе… женские атрибуты!
— Что?