Кровь и чернила

Мисс По была дорбисом серого цвета и носила туфли на здоровенных шпилярах, а её брови повергли бы в ужас и грузинского таксиста, и Леонида Ильича Брежнева. С этими словами она достала телефон, больше похожий на третьесортные копии китайского айфона с непременными девятью сим-картами, мерзким экраном и встроенным телевизором. И с маленького экранчика послышался елейный голос Мистера Наживки. Все, кто оставался на ногах, преклонили колени перед своим кумиром и сказали:

– Слава тебе, о мистер Наживка!

Лесной Кимрон, хоть и понёс большой урон – от небольшой общины в живых осталось разве что девятеро – остальные померли либо от акции Реалистов, либо в ходе напряжённого богословского диспута, но не погиб окончательно. Что касается поиска обидчика, то о нём забыли. Благо, времени хватит на то, чтобы починить генератор и вновь вернуться к справлению своего культа.

…

Глава 19. Литературный полдень

Маша очень любила читать книги. Нет, не какие-нибудь рассказы Пришвина, "Капитанскую дочку"(которую она называла "Капитанской Почкой") или, упаси Наживка, "Доктора Живаго" Пастернака – при всём уважении к гению, от него, будучи школьницей можно помереть если не от тоски, то от непонимания замысла автора. Даже модный в своё время среди девочек цикл о Гарри Поттере её не слишком сильно задел. Она любила читать что-то вроде "Высшей Перловой Системы", "Месть Слонопотама: двухсотый уровень" или "Культивация превращения в уши мёртвого осла". Учитывая то, что они располагались в Сети, их не смогла, вопреки поговорке, стерпеть даже бумага. Сам сюжет там был крайне прост и предназначен скорее для аниме, чем книги: какой-нибудь озлобленный на весь сорокалетний девственник попадал, или как говорят в народе, исекайнулся в мир фэнтези, в то время, как Маша могла попасть разве что в неловкое положение. Дальше шли кишки, мясо и огромное число всевозможных схем и таблиц, которые заставляли девочку подумать, будто перед ней не художественное произведение, а справочник по сопромату. Параллельно с этим вместо того, чтобы перепевать Высоцкого и изобретать автомат Калашникова, персонаж начинал качать свои навыки с таким рвением, которое недоступно даже самому закоренелому и толстокожему задроту. Учитывая то, что рано или поздно эти циклы разжирались до многотомных эпопей и гигантских талмудов, на фоне которых "Война и мир" Толстого выглядит слишком короткой книженцией, персонаж успевал накультивироваться(именно такой термин) достаточно, чтобы заставить плакать Чака Норриса, вынудить Вассермана почувствовать себя умственно отсталым на фоне героя, сломать об колено бессмертную Nokia 3310 и лично наведаться в одно из мириады измерений, чтобы напиться родненькой "Столичной" заместо надоевшего эля из таверны "Кабаны Саймона", набить морду автору за то, что написал эту чушь. К тому же почти всегда произведение либо имело кучу орфографических ошибок, либо оказывалось переводом с английского, который в свою очередь оказывался переводом с монгольского, а тот, в свою очередь – с испанского.

Иногда она, конечно, читала фанфики про Бенди, Санса и Джеффа Убийцу, а порой и о том, как они устраивали долгими зимними вечерами чайную церемонию, но исекаи всё-таки были на первом месте её читательских симпатий. В любом случае, вкусы учителей литературы безвозвратно устарели.

На улице стоял день. Девочка уже вернулась с прогулки со своим нарисованным псом, а потом пошла к шкафу – она давно не читала книг, и хотелось поглотить ещё одну интереснейшую историю. Она открывала то одну книгу, то другую, и ей ничего не нравилось. Когда девочка перебрала половину книг, она сказала:

– Если нет культивации, значит – неинтересно.

Но её взгляд застрял на синей папке. Девочка её достала. На ней была надпись: "Больной мир" и подпись "Шнурок". Она её открыла, увидела написанные ужасным почерком страницы, вчиталась в них и упала в обморок.