Кровь и честь

— Да, командует теперь Особым Запамирским корпусом другой человек. Генерал-лейтенант Юсупов. А Василий Никитович отозван в Санкт-Петербург.

— Как же мне быть?

— Как быть? — Полковник отобрал у Александра папочку с документами, которую тот продолжал держать под мышкой, и бегло пролистал. — Вы, дорогой мой, имеете право на отпуск по ранению. Вот тут черным по белому написано. Выправляйте недополученное жалованье… Помнится, месяца за три казна вам должна… И — домой. Поскольку вся полковая канцелярия уже в Ашгабате, можно оформить проезд в штабе корпуса.

— Но я бы хотел…

— А вот догонять полк не советую, — покачал головой Петр Михайлович. — Переформирование — гиблое дело. Уж поверьте моему опыту. Тем более что Ашгабат — такая дыра, даже по сравнению с Кабулом, что рады вы не будете. Лучше уж проведите пару месяцев дома, отдохните, наберитесь сил… А там, может быть, что-нибудь вам кто-нибудь посоветует… Например, вернуться в гвардию, — подмигнул полковник, отставляя ящик в сторону.

— Я хотел бы продолжить службу, — сказал Саша.

— Воля ваша, — вздохнул полковник. — Но я уже ничем вам помочь не могу. Штаб расположен на прежнем месте… А, принесли! — обрадовано вскричал он, бросаясь навстречу двум солдатам, тащившим пустые ящики. — За смертью вас только посылать!..

15

Пустоватый ранее штаб корпуса было не узнать: снующие туда-сюда озабоченные офицеры, писаря с толстенными папками и кипами бумаг в руках, барышни, выбивающие на клавиатурах машинок пулеметные трели… И такие же, как Бежецкий, бедолаги, пытающиеся разобраться в этой круговерти.

Хлыщеватый, отутюженный штабс-капитан с серебристым адъютантским аксельбантом соизволил заметить поручика лишь спустя двадцать минут. Еще минут пять он с некоторой брезгливостью изучал изжелта-бледное лицо визитера в пятнах прикипевшего надолго загара, смотрящегося теперь неумелым гримом, вероятно, перебирая в уме причины такой окраски: природная аномалия, беспробудное пьянство, заразная болезнь… Его-то цвету лица мог позавидовать любой рекламный персонаж.

— По какому вопросу… э-э-э… поручик?

— Представление командующему.

— Фамилия?

— Поручик Бежецкий.

Адъютант склонил напомаженный безупречный пробор к толстенному гроссбуху, открытому на одной из первых страничек, и провел холеным пальцем с аккуратным («Не иначе маникюр!») ногтем вниз по списку.

— Да, есть такой. Увы, Роман Сергеевич принять вас никак не сможет. Пожалуйте к генералу Коротевичу, его заместителю. Михаил Дионисиевич вас ждет. — Штабс-капитан поднялся из-за стола и приоткрыл дверь. — Прошу.

— А, Бежецкий! — Пехотный генерал-майор лет сорока пяти оторвался от разложенных перед ним на столе бумаг. — Ждал, ждал… Проходите, присаживайтесь…

Александр пожал плечами больше про себя, чем напоказ, и присел на новенький раскладной стул защитной окраски — венские стулья и прочее «цивильное барахло» исчезло из бывшего кабинета Мещерского, словно по мановению волшебной палочки, сменившись подчеркнуто-армейскими атрибутами: раскладной мебелью из гнутого дюраля и брезента, полевой рацией на углу стола… Даже электрический калорифер, ранее стоявший в дальнем углу, теперь заменяла, похоже, не растопленная еще ни разу жестяная печурка с девственно чистой защитного цвета эмалью на блестящих боках. Да и сам хозяин кабинета, как бы это половчее выразиться, производил впечатление новенького, только что вынутого из коробки оловянного солдатика. Форма с иголочки, разве что не похрустывающая крахмальными складками, лаковый ремень портупеи, туго перетягивающий камуфляжную грудь с тремя сиротливыми наградными колодками — поручик не особенно приглядывался, но, кажется, что-то юбилейное, сияющие будто новенькие империалы звезды на матерчатых погончиках. Некоторое нарушение полевой формы, однако заместителя свежеиспеченного командующего Особым Запамирским корпусом можно было понять: золотые погоны на камуфляже — моветон; повседневный, тем более парадный мундир такому «боевому» генералу не к лицу, а зеленые эмалевые звездочки на того же колера полосках ткани не всякий и разглядит…

«Петух столичный, — нарушил, хотя бы и в мыслях, субординацию Саша. — Фазан. Распустил перья… Перед кем собрался красоваться? Курочки тут достоинства петухов определяют с первого взгляда…»

Но тут же ощутил раскаяние: давно ли сам был таким же петушком, красующимся новенькими «перышками». Даже не петушком, а цыпленком…

Увы, раскаяние тут же испарилось без следа, стоило перехватить взгляд командующего, с неприкрытой завистью разглядывающего «Станиславскую» колодку на Сашиной груди — алую, окаймленную белым и перечеркнутую серебряным крестиком мечей эмалевую полоску. На таком же новеньком, как и у генерала, камуфляже она смотрелась очень эффектно, и поручику это было хорошо известно.

«Падок до наград генерал, падок…»

— Наслышан, наслышан, — почти в тон Сашиным мыслям нарушил затянувшуюся паузу генерал. — И не могу не поздравить. В таком нежном, я бы сказал, возрасте, в таком чине… Поздравляю, поручик, поздравляю.

— Благодарю, ваше превосходительство.