Кровь и лед

Когда он пустился в обратный путь, погода стала меняться еще стремительнее; ветер безжалостно бил в борта саней, а иной раз дул собакам прямо в морды. Повезло еще, что поверх военной формы на Синклере было новенькое красное пальто с белыми крестами на спине и рукавах, которым он разжился в сарае. Да и сани были оснащены ветрозащитными бортами. От неудобного положения на полозьях разболелись колени, но если бы он встал, мощный ветер сдул бы его с саней в два счета. Синклер с тревогой подумал об Элеонор и о том, в каком состоянии ее застанет. Ему и самому претила мысль запирать спутницу в комнате пастора, но он опасался, что она может вытворить что-нибудь безрассудное. Он не мог поручиться, что сейчас она пребывает в здравом уме.

По опыту Синклер знал, что в отличие от прочих болезней вроде малярии или лихорадки, приступами которой время от времени жутко мучился сержант Хэтч, их ужасная жажда не исчезнет уже никуда. Она преследовала их постоянно, иногда подтачивая незаметно, словно подземная река, а иногда вырываясь наружу бурным потоком и требуя, чтобы ее утолили незамедлительно. Синклер волновался, сможет ли Элеонор — тонкая как тростинка даже в лучшие годы и такая молодая — и дальше выдерживать всепоглощающее желание. Зловещий недуг был одновременно и благом, защищающим от сотни смертельных болезней, и проклятием, которое навечно установило над ними свою темную власть. Избавитель и угнетатель в одном обличье. Временами Синклер сомневался в воле и, главное, желании Элеонор бороться и жить дальше в такой безвыходной ситуации. Тем не менее он верил, что его железной воли хватит на двоих. Нравится ей или нет, но Элеонор необходимо то, что он ей везет, и, что более важно, ей необходим он. Синклер прикрикнул на собак, заставляя бежать проворнее, но ветер перехватил его слова и затолкал обратно в рот между стучащими от мороза зубами.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

16 декабря, 20.15

Майкл покинул лазарет с гудящей головой. Все слишком невероятно, слишком удивительно, слишком неправдоподобно, чтобы разум мог безропотно принять факт. Ему это не приснилось? Он действительно только что разговаривал с человеком, который был заморожен в леднике больше сотни лет, задолго до его рождения?

Надо успокоиться, сказал он себе. Рассуждать логически. Сразу все осмыслить невозможно, поэтому следует двигаться вперед маленькими шажками. И в данный момент маленькие шажки — не фигуральные, а вполне реальные — привели его, цепко держащегося за протянутые между модулями веревки, к гляциологической лаборатории. Майкл был уверен, что Данциг бродит где-то неподалеку, но на всякий случай решил убедиться, что тому не вздумалось прятаться в подземной берлоге, куда его изначально положили. Несомненно, Мерфи уже проверил подвал, но Майклу надо было собственными глазами увидеть, что каюра там нет. Поставив точку в этом деле, он по крайней мере покончит хотя бы с этой неопределенностью, а сейчас ему больше всего не хватало именно определенности. Хоть в чем-нибудь.

Майкл словно в нереальный мир попал и цеплялся за любую возможность, чтобы из него вырваться.

К огромному облегчению, Бетти и Тины поблизости не оказалось. Он осторожно спустился по заледеневшим ступенькам в подвал, куда недавно поместили тело Данцига. Пластиковые мешки были разорваны и ошметками свисали с промерзлого земляного возвышения. Картина невольно напомнила библейскую сцену воскрешения, только в какой-то извращенной версии — Иисус восстает из мертвых и исчезает, оставляя после себя в пещере одни пелены.

На этом неприятности не закончились. Поднявшись по лестнице, Майкл направился к контейнеру из-под плазмы, чтобы проведать Олли, но домик птенца оказался пуст. Древесные опилки в глубине были нетронуты и по-прежнему формировали гнездо, но, кроме пары серых перышек, прочих следов птицы не наблюдалось. Майкл вытащил из кармана шарики мамалыги — когда он ходил за едой для Элеонор, то попутно прихватил угощение и для птенца — и положил в ящик на случай, если Олли вернется. Тот хотя и был всего лишь поморником, по сути, бандитом среди антарктических пернатых, Майкл уже начал скучать по маленькому негоднику.

Понурив голову, он направился назад, мимо комнаты отдыха, откуда доносились громкие голоса и звуки пианино. В другое время Майкл присоединился бы к шумной компании, но сейчас все, что ему хотелось, — побыть в одиночестве и привести мысли в порядок.