Кровь и лед

Синклер стиснул руку девушки. Она уже потеплела… или ему показалось?

— Поговори со мной, — попросила Элеонор.

— Мы еще поговорим. Обязательно поговорим… О резных кокосовых пальмах, высоких, как собор Святого Павла…

На ее губах появилось слабое подобие улыбки.

— …и песках, белых, словно в Дувре.

Эту присказку — строчку, вырванную из популярной песенки, — они частенько нашептывали друг другу в ситуациях гораздо менее драматичных, чем нынешняя.

Синклер отставил от двери стул, потушил огонь в лампе — сейчас на счету была каждая капля китового жира — и вышел из каюты. Свет, который пробивался в коридор с верхней палубы, был очень тусклым, но его оказалось вполне достаточно, чтобы уверенно проделать путь к трапу.

Как ни холодно было внизу, вверху было куда холоднее — порывы ветра, словно кузнечные мехи, высасывали из легких воздух и врывались в них ледяными потоками. Капитан Эддисон стоял у штурвала, закутанный в несколько слоев одежды, верхний из которых являл собой старый разорванный парус. Капер уже три раза успел напомнить, во сколько обойдется их с Элеонор пребывание на бриге. Понимая безвыходное положение пассажиров, Эддисон не церемонился и пытался извлечь из ситуации максимальную выгоду.

— А! Лейтенант Копли! — воскликнул он. — Надеюсь, вы ненадолго составите мне компанию.

Синклер не сомневался, что Эддисон лукавит и на уме у него что-то более серьезное. Он осмотрелся, вглядываясь в дышащую серую гладь воды, на поверхности которой покачивались массивные ледяные глыбы, затем поднял глаза на ночное небо, отливающее, как и положено в южных широтах, немеркнущим свинцовым оттенком. По обеим сторонам палубы несли вахту два матроса, высматривая особенно опасные льдины; еще один, вцепившись в поручень, наблюдал за океаном с марсовой площадки высоко над головой. Судно шло медленно и очень осторожно; покрытые инеем уцелевшие паруса громоподобно хлопали под натисками изменчивого ветра.

— Как чувствует себя ваша жена?

Синклер подошел ближе, скользя сапогами по обледенелому деревянному настилу палубы.

— Наш замечательный доктор, — продолжал Эддисон, — сообщил мне, что ей по-прежнему нездоровится.

Капитан был в треуголке, которой помогала удерживаться на голове потертая кроваво-красная лента, пропущенная под подбородком.

Если и существовал предмет, относительно которого их мнения с Эддисоном всецело совпадали, то касался он того очевидного факта, что на корабельного врача совершенно нельзя положиться. В сущности, на борту все были довольно темными личностями, но так уж вышло, что быстро и без лишних формальностей Синклеру удалось получить места только на «Ковентри».

— Ей лучше. Она отдыхает.

Капитан Эддисон задумчиво кивнул и устремил взор на беззвездное обложное небо.

— Ветра по-прежнему против нас, — сказал он. — Если в ближайшие дни не изменим курс, судно занесет на самый Южный полюс. В жизни не видывал таких ветров.

Синклер без труда услышал намек на то, что омерзительная погода стала следствием появления на бриге двух загадочных пассажиров. Среди моряков и так бытует поверье о том, что женщина на борту приносит неудачу, а уж тот факт, что Элеонор нездорова — она и впрямь выглядела бледной как привидение, — лишь усугублял положение. Поначалу Синклер пытался влиться в жизнь судна, проявить себя в качестве добропорядочного и примерного гостя, однако это оказалось абсолютно невыполнимой задачей, учитывая необходимость постоянного ухода за Элеонор и свое собственное недомогание, которое он скрывал. Даже сейчас два матроса на палубе — вроде бы их звали Джонс и Джеффрис — с нескрываемой злобой поглядывали на него из-под шерстяных шапок и тряпок, обматывающих головы.

— Напомните мне, лейтенант, — обратился к нему капитан Эддисон, — по какому делу вы находились в Лиссабоне?

Синклер сел на корабль в Португалии.

— Решал дипломатические вопросы, — ответил Синклер. — Настолько щекотливого характера, что даже сейчас не могу приоткрыть вам подробности.

Резкий порыв ветра обмотал изодранный парус вокруг ноги капитана, но тот не обратил внимания и продолжал твердо удерживать штурвал обеими руками. В странном серебристом свечении ночного неба он казался Синклеру человеком, словно сошедшим с дагерротипа, лишенного всех красок и передающего картину лишь с помощью оттенков серого цвета.

— Ваша жена заболела именно там?

Синклер отлично помнил, что несколько лет назад в городе свирепствовала чума.

— Смею вас заверить, что моя жена не заразна. У нее внутреннее расстройство, лечением которого мы займемся, как только прибудем в Крайстчерч.

Синклер заметил, как один из матросов — Джонс — бросил на Джеффриса красноречивый взгляд, который, очевидно, означал: «Если прибудем в Крайстчерч…» Сходные мысли терзали и Синклера. Неужели они в спешке сели на корабль лишь ради того, чтобы сгинуть в ледяных водах океана на краю света?