Эвелин улыбнулась мне и, глядя на её выражение лица, я почувствовала как часть напряжения, которое застыло в моих венах с той самой минуты, как я открыла свою входную дверь и взглянула в глаза своему прошлому, развеялось.
А я очень боялась возвращаться в это прошлое.
ГЛАВА 1
МЕСЯЦ СПУСТЯ
Гостиница была забита.
Мускулистые мужчины всех возрастов приехали ещё до обеда, кто сам по себе, а кто в сопровождении жён, подружек и сыновей.
Я узнала многих из них, а вот они не узнавали меня. В серой униформе горничной я сливалась с остальными сотрудниками. Каждый раз, когда кто-то смотрел в мою сторону, я исчезала на кухне, где Эвелин готовила еду, или заходила в одну из свободных комнат, которые я помогала убирать перед мероприятием.
Энергия трещала в покрытых коврами коридорах, в гостиной с высокими потолками и стеклянными панелями высотой в два этажа, а также в смежных помещениях, украшенных клетчатой тканью. Каждое из деревянных кресел на крыльце было занято. Стоял гул голосов. Звенел смех. Создавалось ощущение, что Боулдеровская стая не собиралась вместе уже несколько лет. Но я точно знала, что они собирались раз в неделю. По крайней мере, мужчины. Женщин и детей не приглашали на эти регулярные встречи.
— Если продолжишь в том же духе, металл начнет слезать.
Я застыла, и метёлка из перьев, которой я смахивала пыль с канделябра рядом с лифтом, упала на бордовую ковровую дорожку.
Он стал ниже, но я всё-таки узнала его.
Я медленно повернулась и встретилась лицом к лицу с Лиамом Колейном. Он был одним из тех мужчин, кто отказал в просьбе принять меня в стаю в тот день, когда застрелили моего отца. Я не была коротышкой — мой рост был метр семьдесят, как у мамы — но мне все равно пришлось запрокинуть голову назад.
Я скрыла свою неприязнь за улыбкой.
— Иногда грязь не видно невооруженным взглядом, но это не значит, что её здесь нет.
Между его черными бровями, оттеняющими карие глаза с красноватым оттенком, появилась складочка.
Я подняла метелку и пошла по коридору, продолжая водить длинными серыми перьями по другим канделябрам.
Он не сдвинулся с места.
— Мы встречались?
Я посмотрела на него через плечо, сохранив на лице фальшивую улыбку.
— Не в этой жизни.
Теперь он нахмурился. Я подмигнула ему и завернула за угол.
Как только я пропала из виду, я перестала улыбаться и поспешила в комнату, которую сдавали мне дядя с тётей. Я захлопнула дверь и прислонилась к ней. Моё сердце так сильно стучало, что готово было остановиться. Лиам не узнал меня. Я была в безопасности.
По крайней мере, я верила своему заблуждению первые несколько минут.
Кто-то два раза постучал в дверь, и я резко отскочила от неё.
— Открывай.
Я понюхала воздух. Хвоя.
Только из-за того, что его девушка чуть не умерла, я простила ему то, что в Лос-Анджелесе он повёл себя со мной как задница. Хотя его родителей я не простила. Они слишком часто выдёргивали меня из моей жизни, чтобы прощать их.
— Я только что услышал, как Лиам рассказывает своим дружкам, как он наткнулся на горяченькую горничную со светлыми волосами.
Эверест плюхнулся в кресло, стоящее в углу моей комнаты и накрытое фланелевой накидкой.
— Это была ты?
Я скрестила руки на груди.
— И ты ещё спрашиваешь? Я оскорблена.
— Я спросил только потому, что думал, что ты планировала прятаться в своей комнате, пока стая не уедет.
— Разве девушка не может передумать?
— Ты, конечно,
— Принято к сведению.
— Я серьёзно, Несс. Особенно от Лиама Колейна. Он слеплен из того же теста, что и его отец.
У меня похолодело в груди.
— Он тоже насиловал женщин?
— Это только слухи... — Эверест запустил длинные пальцы в свои рыжие волосы.
Я начала ругать себя за то, что напомнила ему о судьбе его девушки — она была изнасилована отцом Лиама, Хитом... просто ужас.
Я подогнула под себя ногу и села на край одеяла, которое взбила сразу же после пробуждения.
— Брось вызов Лиаму.
— Что?
— Чтобы стать Альфой. Брось ему вызов.
Эверест сделал неровный вдох.
— Я не хочу быть во главе стаи.
— Лучше, если Лиам будет руководить тобой?
— Нет.
Я потеплела к Эвересту после того, как его девушка попыталась совершить самоубийство в ту неделю, когда я приехала в Боулдер. Его боль, хотя она и была другого толка, очень сильно напоминала мне мою собственную. Может быть, поэтому я смогла простить ему Лос-Анджелес. От его наглости не осталось и следа, её сменило глубокое уныние, которое превратило его в затворника.
— Не могу перестать думать о том, что Хит сделал с Беккой, — прошептал он, и его глаза заблестели.
Мало что могло заставить меня расчувствоваться, но плачущий мужчина... да, на меня это действовало.
Я подалась вперёд, сократив небольшое пространство между нами, и сжала его руки.
— Хит мёртв, Эверест. Он получил по заслугам.