– На самом деле все не так, как тебе кажется. Магия не… В общем, с ней все ровно так же, как и с чем угодно. Когда хорошего слишком много – это уже плохо. Это может вызвать зависимость. Моя мать… полагаю, она очень любила власть. – Лу хохотнула. Смешок вышел безрадостным, горьким. – А когда для человека
«Чем больше мы приобретаем, тем больше и теряем».
– Понимаю, – сказал я, хоть и не понимал. Ничто в этом мировоззрении не было мне близко. Зачем вообще заниматься колдовством, рискуя утратить свою суть?
Словно ощутив мое отвращение, Лу снова приподнялась, чтобы лучше меня видеть.
– Это дар, Рид. Ты еще столько всего не видел. Магия – прекрасна, необузданна, свободна. Я понимаю твою неприязнь, но вечно скрываться от магии ты не сможешь. Это часть тебя.
Я не нашелся что ответить. Слова застряли в горле.
– Ты готов поговорить о том, что случилось? – спросила Лу тихо. Я провел пальцами меж ее волос и коснулся губами ее лба.
– Не сегодня.
– Рид…
– Завтра.
Лу тяжело вздохнула, но, к счастью, продолжать расспросы не стала. Она почесала Абсалона за ушами и снова легла. Вместе мы посмотрели наверх, на клочки неба, что виднелись сквозь кроны. Я вновь погрузился в осторожное, пустое безмолвие своих мыслей.
Часы или мгновения спустя Лу заговорила снова.
– Как думаешь… – Ее тихий голос резким рывком вернул меня в настоящее. – Похороны будут?
– Да.
Я не стал спрашивать, о чьих именно похоронах она говорит. И без того было ясно.
– Даже после всего, что случилось?
«Прекрасная ведьма под ложной личиной во грех вовлекла его, ныне мужчину». Сердце у меня болезненно кольнуло воспоминанием о спектакле Древних сестер. О светловолосой рассказчице, лет тринадцати-четырнадцати, не более, – самой дьяволице под личиной девы. Она казалась такой невинной, когда выносила нам приговор. Походила почти что на ангела.
«Ведьма весть принесла, вновь его посетя – от союза их вскоре… родилось дитя».
– Да.
– Но… он ведь был моим отцом.
Лу тяжело сглотнула, и я повернулся к ней и обнял за шею. Прижал ближе к себе, ощущая, что чувства вот-вот нахлынут и задушат меня. В отчаянии я попытался отступить в крепость, которую воздвиг в своей душе, попытался укрыться в ее благословенно пустых глубинах. – Он вступил в связь с ведьмой. С самой Госпожой Ведьм. Быть не может, что после такого король будет проводить торжественные обряды в его честь.
– Никто не сумеет ничего доказать. Король Огюст не станет осуждать мертвеца по слову ведьмы.
Слово вырвалось прежде, чем я успел сдержаться. «Мертвеца». Я стиснул Лу крепче, а она коснулась моей щеки – не пытаясь заставить меня посмотреть на нее, а просто чтобы ко мне притронуться. Чтобы связать нас воедино. Я прильнул щекой к ее ладони.
Долгое мгновение Лу смотрела на меня, касаясь бесконечно ласково, бесконечно терпеливо.
– Рид, – сказала она наконец. Серьезно и выжидательно.
Я не мог на нее смотреть. Не мог вынести любви в ее глазах, таких знакомых мне. В
И я убил его.
– Рид, посмотри на меня.
В мыслях вспыхнуло непрошеное воспоминание. О том, как мой нож вонзился ему меж ребер. Как его кровь заструилась по моему запястью. Теплая, густая, влажная. Я повернулся к Лу и увидел в ее сине-зеленых глазах твердость и решимость.
– Пожалуйста, – прошептал я. К моему стыду – и унижению, – на этом мой голос надорвался. Жар прилил к щекам. Даже я сам не знал, чего от нее хочу.
На лице Лу промелькнула целая гамма чувств – так быстро, что я едва заметил. Затем она вздернула подбородок, и в глазах ее блеснул коварный огонек. В следующий миг Лу забралась на меня, прижав палец к моим губам. Затем облизнулась.
– Mon petit oiseau[2]
, в последние дни ты, похоже, несколько… подавлен. – Она наклонилась ближе, касаясь носом моего уха. Отвлекая меня. Отвечая на мою невысказанную мольбу. – Я могу тебе с этим помочь.Абсалон возмущенно зашипел и исчез.
Когда Лу прикоснулась ко мне, задвигалась – едва ощутимо, сводя меня с ума, – кровь отхлынула от моего лица, устремившись вниз. Я закрыл глаза, стиснул зубы, чувствуя, как внутри разгорается жар, и впился пальцами в бедра Лу, прижимая ее к себе.
Позади нас кто-то тихо вздохнул во сне.
– Здесь нельзя. – Мой сдавленный шепот прозвучал в тишине слишком громко.