Кровь и мёд

– Жозефина ждет вас троих у себя в палатке.

– Может, прекратишь уже так делать? – буркнула я.

Лицо Николины исказила судорога, будто мой вопрос причинил ей телесную боль. А может быть, даже сам мой голос.

– Никогда не говори с нами, маленькая мышка. Никогда, никогда, никогда.

Глаза ее вдруг вспыхнули, и она прыгнула вперед, злобно щелкнув зубами. Ансель отпрянул, дернув за собой меня, и чуть нас обоих не опрокинул. Коко остановила Николину быстрым и волевым мановением руки, но та все равно успела подобраться близко, и я ощутила призрачное прикосновение ее зубов, увидела ее заостренные резцы. Махнув на меня костлявыми пальцами, она ласково мурлыкнула, будто обращаясь к младенцу:

– А не то мы проглотим тебя целиком. О да, о да, проглотим…

– Хватит, – раздраженно бросила Коко, отталкивая ее прочь. – Покажи нам наши палатки. С моей теткой мы поговорим, когда выспимся. Это приказ, Николина.

– Палатку.

– Что?

– Палатку, – повторила Николина и наклонила голову, вновь продолжая свой безумный спектакль. – Одну палатку вам дадут, придется в ней делить приют…

– Делить? – Ансель встревоженно вытаращил глаза, посмотрев на Коко. Он отпустил меня, нервно взлохматил себе волосы и одернул пальто. – У нас будет общая палатка? И мы там будем спать?

– Нет, траха… – весело начала я, но Коко перебила:

– Почему только одна?

Пожав плечами, Николина спиной вперед двинулась прочь. Нам оставалось только последовать за ней. Кровавые ведьмы смотрели на меня сурово, но при виде Коко каждая обнажала горло, так же, как Николина недавно. Прежде я видела такую покорность лишь раз – однажды, когда Ля-Вуазен застала нас с Коко за игрой на берегу Лё-Меланколик. Она пришла в ярость и чуть не вывихнула Коко плечо, торопясь увести ее от меня подальше. Коко тогда обнажила перед ней горло быстрее, чем омега – брюхо.

Как тогда, так и сейчас при виде этого мне стало не по себе.

Будто в ответ на мои мысли Ансель прошептал:

– Зачем они так делают?

– В знак уважения и подчинения. – Мы шли в нескольких шагах позади Коко и Николины. – Это нечто вроде поклона королевским особам. Обнажая горло, они предлагают Коко свою кровь.

– Но… почему это означает подчинение?

Когда Коко проходила мимо, ведьмы продолжали сверлить нам спины неприветливыми взглядами. Сложно было винить их за это. Я была Белой дамой, а Ансель учился на шассера. Пусть Ля-Вуазен и пустила нас в лагерь, радовались нам здесь не больше, чем Риду.

– Если Коко выпьет твою кровь, – объяснила я, – то сможет тобой управлять. Временно, конечно. Но Алые дамы по доброй воле предлагают свою кровь Коко и Ля-Вуазен. Здесь королевские особы – именно они.

– Ясно. – Ансель тяжело сглотнул. – Королевские особы.

– La princesse. – Подмигнув, я ущипнула его за локоть. – Но все та же Коко.

Вряд ли это его убедило.

– Почему палатка только одна, Николина?

Коко стиснула кулаки, когда Николина продолжила что-то напевать себе под нос. Судя по всему, должность личной помощницы Ля-Вуазен позволяла Николине вести себя более дерзко.

– Отвечай.

– Ты бросила нас, гнить оставила здесь, нам негде укрыться и нечего есть, бессчетно число каждодневных потерь, и зря ты вернуться решила теперь.

При виде леденящей кровь улыбки Николины Коко споткнулась, но я коснулась ее спины и помогла устоять на ногах. Когда Коко притянула меня к себе и переплела наши пальцы, меня захлестнуло волной облегчения.

– Почему моя тетя желает видеть нас сейчас же? – спросила она, хмурясь все больше. – Почему нельзя подождать?

Николина хихикнула.

– Сынок на рассвете отправился в путь, затем под утесом решил отдохнуть, домой не пришел, испарился он вдруг, и стая стервятников вьется вокруг.

– Мы на языке духов не говорим, – отрезала я.

В отличие от меня Коко терпения было не занимать, и объяснения просить она не стала. Ее лицо исказила гримаса.

– Кто исчез?

– Умер, – поправила ее Николина, все еще перекошенно усмехаясь. Слишком уж широкой была эта усмешка, слишком неподвижной, слишком… кровавой. – Он умер, сгинул, мертв – так мне сказали мыши. Преставился, почил, и больше он не дышит…

Что ж. Теперь понятно, почему одна из женщин плачет.

Николина остановилась у маленькой потертой палатки на краю лагеря. Та стояла в отдалении от прочих, у края обрыва. Днем лучи солнца наверняка согревали это место, сверкая золотом на снегу. Дальше расстилался бескрайний горный простор, и даже в темноте это могло бы быть красиво.

Вот только стервятники, что кружили в небе, портили картину.

В зловещей тишине мы смотрели, как они опускаются все ниже. Коко вырвала руку из моей ладони и подбоченилась.

– Ты сама сказала, что он исчез, – яростно возразила она. – Исчез, а не погиб. Мы поговорим с моей теткой сейчас. Если она собирает поисковые отряды, мы тоже пойдем. Может быть, он прямо сейчас где-то неподалеку.

Николина радостно покивала.

– Медленно замерзает. О-о-о-очень ме-е-е-едленно.

– Ясно. – Коко бросила сумку в нашу палатку, даже не заглядывая внутрь. – Кто пропал, Николина? И как давно?